Конан отдернул занавес и шагнул в комнату, вытирая о черный бархат свой меч. Он видел сквозь щелку, как бедная девушка отчаянно вертелась между четырьмя дымками, но догадался, что ей они казались чем-то совершенно другим. И еще он знал, что мгновение назад убил Тотразмека.

Забиби осела на пол, судорожно дыша. Конан хотел было ее подхватить, но она встала сама — хоть ноги у нее и подгибались.

— Фиал! — еле выговорила она.— Фиал!..

Тотразмек еще сжимал в немеющей ладони драгоценную скляночку. Забиби мигом выхватила ее — и принялась лихорадочно обшаривать одежды жреца.

— Что ты там ищешь? — спросил киммериец.

— Кольцо… Он украл у Алафдаля дорогой перстень… Украл, пока тот без памяти скитался по улицам… О, дьяволы Сета!..

С сожалением убедившись, что у жреца не было при себе Звезды, Забиби принялась обыскивать комнату, отдирая обшивку диванов, разбивая и переворачивая посуду…

Вот она на мгновение оставила это занятие и убрала с лица влажную от пота прядь.

— Баал-птеор!..— спохватилась она.— Я забыла про Баал-птеора…

— Он в аду,— заверил ее Конан.— Со сломанной шеей.

Ее глаза вспыхнули мстительным торжеством, но с уст тотчас слетело очередное проклятие.

— Нам нельзя тут оставаться,— сказала она.— Скоро рассвет. Младшие жрецы с минуты на минуту могут прийти в храм… Если нас обнаружат здесь над его телом, верные Ханумана нас на куски разорвут! И даже туранцы не поспеют на выручку…

Она подняла запор тайной двери, и очень скоро они уже спешили городскими улицами прочь. Подальше от молчаливой площади, подальше от зловещего храма!

Проходя кривым переулком, Конан придержал свою спутницу, опустив тяжелую ладонь ей на плечо.

— Помнится,— сказал он,— ты мне обещала награду…

— Обещала! — Забиби вывернулась из-под его руки,— Но сперва мы должны… надо проведать Алафдаля!

Еще несколько минут, и молчаливый раб впустил их в дом с черного хода. Молодой туранец лежал на диване, связанный по рукам и ногам толстыми бархатными веревками. Его глаза были открыты и совершенно безумны, они бешено вращались, изо рта текла пена. Забиби невольно содрогнулась…

— Разожми ему челюсти,— велела она, и железные пальцы Конана живо исполнили требуемое. Забиби без промедления вылила содержимое пузырька прямо в глотку одержимому…

Действие противоядия оказалось в буквальном смысле волшебным. Несчастный мгновенно перестал биться. Безумный блеск ушел из его глаз, и вот уже он озадаченно смотрел на девушку, явно узнавая ее, и во взгляде светился недюжинный ум. Потом молодой человек улыбнулся и заснул. Это был самый обычный, здоровый, исцеляющий сон.

— Когда ты проснешься, ты снова будешь как прежде…— прошептала Забиби и сделала знак рабу. Тот с низким поклоном вручил ей кожаный мешочек и накинул на плечи хозяйки шелковый плащ. Забиби поманила за собой Конана обратно на улицу, и он отметил про себя, как разительно изменились ее поведение и осанка. Девушка-танцовщица на глазах превратилась в знатную даму.

Стоя под аркой, что открывалась наружу, она с настоящей царственностью обратилась к нему.

— Теперь я должна открыть тебе правду,— проговорила она.— На самом деле я никакая не Забиби. Я — Нефертари. А тот, кого ты знал под именем Алафдаля, молодого старшины городской стражи,— не кто иной, как сам Джунгир Хан, сатрап Замбулы!

Конан промолчал. На темном, покрытом шрамами лице не отражалось никаких чувств.

— Я солгала тебе, потому что не смела никому открыть правды,— продолжала она.— Когда Джунгир Хан повредился в рассудке, мы были наедине. Никто не знал о случившемся, кроме меня. Узнай люди, что сатрапа Замбулы постигло безумие, в городе начались бы страшные беспорядки — к чему и стремился Тотразмек, желавший нас погубить… Теперь ты понимаешь, что не сможешь получить награду, о которой мечтал?.. Любовница сатрапа, она… она не для тебя. Но ты не уйдешь отсюда с пустыми руками! Вот, возьми! — И она передала Конану мешочек золота, что принес ей слуга.— Ступай теперь… Когда же рассветет, приходи во дворец. Я уговорю Джунгир Хана сделать тебя предводителем его стражи, но первые приказы, которые ты тайно получишь, будут от меня. Я велю тебе отправиться с отрядом в храм Ханумана под предлогом поиска следов убийцы жреца. На самом деле ты должен будешь перевернуть там все, но отыскать мне Звезду Хоралы. Я знаю, она спрятана где-нибудь в храме! Ты найдешь ее и принесешь мне… А пока — разрешаю удалиться.

Конан кивнул, так и не произнеся ни слова, и зашагал прочь. Девушка проводила глазами его широкую мускулистую спину… То, что он не выказал ни огорчения, ни смущения, слегка задело ее…

Конан же, свернув за угол, оглянулся, а потом резко сменил направление и почти бегом рванул в ту часть города, где торговали лошадьми. Там он принялся колотить в одну из дверей, пока из окошечка наверху не высунулась бородатая голова и грубый голос не осведомился о причине беспокойства посреди ночи.

— Продай коня! — отозвался Конан.— Самого быстрого, какой есть!

— По ночам не торгуем,— буркнул лошадник.

Киммериец позвенел монетами.

— Открывай, собачий сын! Неужели не видишь, что я один и кожа у меня белая? Спускайся, негодяй, пока я твои двери не высадил!..

Это подействовало, и скоро он уже ехал на чалом жеребце обратно к дому Арама Бакша.

Добравшись туда, он свернул в переулок между таверной и садиком финиковых пальм, но не стал задерживаться у ворот. Свернув у северо-восточного угла, он проехал вдоль северной стены и остановился в нескольких шагах от северо-западного угла. Здесь возле стены не было деревьев, лишь невысокие кусты. К одному из них он привязал коня и хотел было снова забраться в седло, когда из-за угла донеслись голоса.