Я дал шенкелей Флейте и через пяток шагов оказался бок о бок с гнедой кобылой шевальересс.

— Аиноа, для чего ваши люди собирают желуди?

— Свиней кормить, ваше величество.

— Не легче ли свиней просто пасти в этих лесах, как это делают в Англии?

— Может, и проще. Только у меня для этого мало людей. Основная наша скотина — овцы. Пока пастухи гоняют отары по летним пастбищам, их жены выращивают свиней на продажу. В первый месяц зимы часть свиней заколют, ноги засолят, а затем закоптят в холодном дыму и продадут мурманам. Остальное мы съедим сами на встречу Олентцеро и на Рождество. Что не съедим — то засолим уже в бочках и солонину опять-таки продадим мурманам, чтобы им было чем питаться в море.

— Олентцеро? — переспросил я, услышав незнакомое мне имя.

— Да. Олентцеро — это такой древний бог, который приносит в наши края зиму. И если его не умаслить, то зима будет суровой и скот падет. На встречу Олентцеро у нас устраивается целый карнавал и пир горой.

Так вот ты какой, васконский Дед Мороз. Однако…

— А как же пост? — спросил я недоуменно.

От моих исторических штудий у меня отложилось, что баски — рьяные католики. В отличие от гасконцев.

— С приходом Олентцеро любой пост кончается, — засмеялась Аиноа.

— А как ваш падре к этому относится?

— А он что, не баск разве? Тем более что от прихода Олентцеро до Рождества ему всю неделю прихожане дарят подарки.

Женщины вышли к дороге, поклонились нашей кавалькаде, не выпуская из рук свои мешки с желудями.

Аиноа махнула рукой, и они, выпрямившись, стали ссыпать желуди в двуколку.

— А телегу они потом сами потащат в гору? — пожалел я баб.

— Зачем? — удивилась девушка. — Кто-то поехал на рынок в Сибур или Уррюнь. На этом месте оставил повозку, а товар перевьючил на осла. Расторговавшиеся на рынке, на обратном пути, снова впрягут осла, сложат в двуколку то, что наменяли в городе, и дотянут ослики ее до дому вместе с собранным урожаем желудей. Расплатятся с хозяином животного теми же желудями. На следующий день другой сосед едет на рынок — и так пока все не отработают на взаимопомощи.

— Они и на вас собирают желуди?

— Нет, ваше величество. Я в оброк получаю уже готовые ветчину и хамон с одной задней ноги каждой свиньи. До лета хватает.

— Свиней могли бы пасти подростки?

— Дети собирают ягоды, орехи и прочие дары леса в горах. За тот же сушеный шиповник моряки платят дороже свинины. Если на вес считать. Еще хмель собирают для мурманов, и они варят из него свое пиво.

Слово «пиво» девушка произнесла с некоторым омерзением.

— Но тут вы не правы, шевальересс: пиво, да еще под правильно закопченную рыбу — это очень вкусно.

— Пиво — грубый напиток. По мне, ваше величество, так нет ничего лучше нашего сидра или легкого белого вина, если под рыбу. — В ее тоне читалась некоторая ехидца.

Дорога приняла заметный уклон вверх, горы как бы приблизились и стали выше. Дубовый лес сменился ореховым с вкраплениями бука, граба и каштана, активно желтеющих, в отличие от дубов. Наступала самая прелестнейшая пора года — золотая осень, которую я очень любил и в прошлой жизни. От восторга даже перевел на васконский Пушкина:

— Мне говорили, что вы поэт, ваше величество, — откликнулась Аиноа на мой экзерсис.

Сказала она это без какой-либо оценки. Так, факт констатировала. Интересно, кто из моих успел ей об этом настучать?

— Да что там, какой поэт, корявенькие вышли вирши, — обозлился я на себя за то, что не мог адекватно перевести музыку великого русского поэта на эускара. Не та фонетика. Смысл стихов я передал, а вот магию звуков — нет.

— Зато какой экспромт, — польстила мне девушка.

«Да, — подумал я, — нет ничего лучше хорошо подготовленного экспромта».

Чаще стали попадаться видимые с дороги фермы с отвоеванными у леса и расчищенными полями вокруг них. Большинство полей успели уже убрать, и они желтели стерней.

Попадающиеся нам навстречу крестьяне с улыбками кланялись своей сеньоре, желая ей благословения Девы Марии. А по нам — так, вскользь мазнули глазами, и ладно. Было заметно, что свою госпожу крестьяне искренне любят.