А на самом деле сидят за моим столом плохо образованные люди с довольно примитивными интересами в жизни. Даже Ленкин работяга-отец по сравнению с этими ноблями — высокий интеллектуал, хоть и зануда. Единственные их качества, которые мне импонируют и которые я очень высоко ценю — это честность, верность и храбрость. Но это же не повод с ними беседовать на отвлеченные возвышенные темы за столом в тот момент, когда жаждешь женского общества!

Налицо накопленный когнитивный диссонанс. И с этим что-то надо делать.

Даже Ленка, вопреки моему первоначальному впечатлению, перестала мне казаться дурой. Просто девушка была, как водится в это время, вообще необразованной, с кругозором не дальше городской стены, зато теперь, рядом со мной, ловит любые знания и впитывает их как губка. И образ мышления у нее порой парадоксален, хотя и четко заточен на практичность. Хотя… подозреваю, что тяга к знаниям у Ленки оттого, чтобы только мне понравиться. Не самая худшая в мире мотивация.

Микал, шут и Аиноа — вот и все мое интеллектуальное окружение.

Бхутто со мной не общается, а служит. Готов на алтарь этого служения вывалить все свои знания и умения. Но вот просто побеседовать со мной у него какой-то тормоз включается. Боится он проявлений демократичности в правителе.

Амхарцы разговаривать на понятном мне языке еще не научились, чтобы с ними о чем-то дискутировать. Приказы понимают… и ладно. Исполняют — уже хорошо.

Вот даже курить опять захотелось. А нету…

Наплевать, что ли, на Колумба и послать на Кубу кого-нибудь из мурманов за пачкой сушеных листов «никотины», а то уши пухнут?.. Вопрос, конечно, интересный… Только вот Христофорчик мне нужен не Америку открывать — я без него знаю, где она находится, а чтобы он ее Кастилии не преподнес на блюдечке с голубой каемочкой.

Табака нет. Вместо этого пью гипокрас. Хорошее местное вино, испорченное пряностями. Тут это признак богатства — со специями переборщить.

А где сейчас в Европе утонченность? Разве что в Италии только-только зарождается. Нужно оттуда художника выписать и инженера обязательно. Сейчас именно на Апеннинах самая крутая инженерная школа. Даже до Москвы итальянские инженеры добрались. Новый Кремль кирпичный строит Аристотель Фиорованти со товарищи. Пушечную избу к пусконаладке готовят. Князь Иван Третий к ним благоволит.

Крайне необходим мне такой грамотный помощник, который мои идеи будет воплощать в местные технологии. А то задолбался я уже ремесленникам не только по три раза объяснять, что я хочу в итоге получить, но и то, как это сделать; словно у меня других забот нет. Не царское это дело.

Встал и вышел из-за стола. Все равно все уже тут пьяные, может, и не заметят моего отсутствия.

Дождь кончился, и в замковом дворе стало жарко.

Поднялся на башню под свинцовую кровлю и все проклял. Думал, меня тут ветерок обдует и освежит, а тут такое пекло образовалось под нагретым за день свинцом, как в венецианской тюрьме, в которой Казанову держали. А еще осень называется!

За спиной зашуршали юбки и застучали каблучки по камню.

Я повернулся, ожидая увидеть заботливую Ленку.

Аиноа.

Загадочная такая.

Смущенно-осмелевшая.

Показалось, что вот в этот самый момент она вдруг скажет низким грудным голосом: «Мужчина, угостите даму пахитоской». Но дудки — дама сердца у меня уже есть.

Пришлось ломать дурной настрой:

— Шевальер, как вы смотрите на то, чтобы освежиться купанием в море? Есть тут среди скал уединенная бухта, желательно с песчаным дном?

Аиноа улыбнулась одними уголками губ, как Джоконда, сверкнула черно-фиолетовыми глазами и произнесла:

— Есть предложение лучше этого, сир. Искупаться в водопаде.

Это впечатляло даже больше, чем вся Третьяковская галерея, со всем Лувром — даже вместе взятые.

Всего три краски. Белая, черная и рыжая. Впрочем, рыжей тоже три. Просто рыжая, желто-рыжая и красно-рыжая. Все краски природные: мел, уголь, гематит, охра…

Но какой импресс!

Какие образы!

Какое совершенство линий по их выразительности…

Как точно передано движение в его изменчивости и покое…

Рисунки выполнены размашистыми свободными мазками очень уверенной рукой. Показалось, что мастер, расписавший потолок этой пещеры, учился своему искусству у великих импрессионистов конца девятнадцатого века. Используя столь скудную палитру, неведомый художник седой древности палеолита смог все изобразить в полной мере столь ярко и красочно. А используя к тому же саму фактуру стен и потолка пещеры, их выступы и углубления для дополнительного эффекта объема картины, где-то высвечивая, а где-то и затеняя, он смог столь реалистично воссоздать фактуру звериных шкур, что при трепещущем свете факела казалось, будто эти животные бредут в живом движении. Полный эффект анимации. И ведь не «шкуру» неведомый нам художник воспроизвел, а пластику, до которой дотумкались методом бесконечных проб и ошибок только анималисты двадцатого века.