Первый парень молча открыл дверь в кабинет.

Да, оценил Иван с первого взгляда, кабинетик был раза в три больше, чем его келья в общаге. Книги, книги, книги, здоровенный стол, на котором тоже возвышались стопы книг, массивное, чудовищных размеров кресло и некто почти бесплотный в этом кресле.

Худой, бледный, совершенно лысый старик, которому на вид можно было дать от семидесяти до семисот лет.

Бледные бескровные губы были раздвинуты в легкой улыбке. Даже не раздвинуты — растянуты. С усилием растянуты, как бы не через силу. Или против желания. Вот глазки у дедушки — те еще глазки. Живо поблескивают, как ртутные шарики.

Наряжен дед был как персонаж исторического фильма — в бархатный халат и сорочку с кружевным воротом под ним. А на пальце поблескивал перстень со здоровенным бриллиантом. Или качественной подделкой.

Нет, таки бриллиантом, присмотревшись, решил Иван. И еще — нет смысла делать фальшивый бриллиант таким громадным, все равно никто не поверит.

— Присаживайтесь, господа, — молодым сильным голосом произнес старик и указал бледной рукой, покрытой темно-коричневыми пятнами, на кресла перед письменным столом. — Курите?

— Нет, спасибо, — ответил Иван.

В Конюшне курево особо не приветствовалось, не хватало еще пропустить из-за этого запах серы. На выездах курили, конечно, но Ивану это казалось совсем уж впадением в детство — прятаться от учителей с окурком.

— Я тоже не буду. Вы прекрасно знаете, что я берегу здоровье, — Круль опустился в кресло, закинул ногу за ногу, не забыв поддернуть брюки.

В его голосе появились светские нотки, будто он был персонажем все того же исторического фильма. Иван почувствовал себя не в своей тарелке.

— Не смущайтесь, молодой человек, — сказал старик. — И не обращайте внимания на эту балаболку.

— Но позвольте! — картинно возмутился Круль. — Я попросил бы вас…

Старик оперся подбородком о свою правую руку и с интересом посмотрел на Круля.

— Нет, ну в самом деле, — пробормотал предавшийся. — Что обо мне подумает господин Александров?

— Боюсь, что мнение господина Александрова о Ярославе Круле не улучшится, даже если я поцелую Ярослава Круля в лобик. Я не прав?

Иван вежливо улыбнулся.

— Обрати внимание, Ярослав, господин Александров обладает главным качеством интеллигентного человека. Он умеет молчать. Чему ты, Ярик, никогда не научишься.

— Не очень и хотелось, — совсем уж по-хамски заявил Круль, скрестив руки на груди. — Молчание — это главное достоинство покойников. Причем в аду оно исчезает.

— Трудно сохранить в аду достоинство, — согласился старик. — По тебе это видно, Ярослав. Позволь поинтересоваться, зачем ты привез умирающего? О господине Александрове меня спрашивали заранее, я дал свое согласие, а тут позвонили, поставили перед фактом… Его не могли допросить в клинике?

На бледном лице проступила брезгливость.

— Ты же знаешь, что я не приветствую подобных вещей в своем доме.

— Знаю, — кивнул Круль. — Но… Так получилось. Ивана нужно было вывозить при любом раскладе, а подстреленный начал свой рассказ с такого интересного места, что оставлять его было нельзя. Жить ему осталось несколько часов, держится только на уколах, собственно, спасать ему жизнь никто и не собирается, во всяком случае пока, а вот поспрашивать его лучше в вашем присутствии и в присутствии господина Александрова.

Старик побарабанил пальцами по столу, взял нож для разрезания бумаг и задумчиво покрутил его в руках:

— И что же он сказал?

— Из интересного — всего одно слово — Отринувшие.

Старик вздрогнул. Побледнел, хотя Ивану казалось, что бледнее быть невозможно.

— Вы уверены, что это не бред? — после небольшой паузы спросил старик. — Он понимал, что говорит?

— Может, и не понимал. Но говорил то, что больше всего хотел скрыть. Вы же знаете, как действует препарат номер восемь. Самое секретное, самое скрываемое прозвучит первым, — Круль щелчком сбил пылинку со своего колена. — Допрос немедленно прекратили, сообщили мне, я задействовал аварийный вариант. Свидетелей начала допроса уже эвакуируют, я полагаю.

— Отринувшие… — задумчиво протянул старик. — Если это правда…

— Он может и не знать ничего, — сказал Круль.

— А может и знать. Почему он не покончил с собой?

— Пуля в позвоночник. Наши охранники так толком и не научились стрелять, но в данном случае это пошло на пользу.

Старик протянул руку к коробочке селектора на столе, нажал на кнопку:

— Что с раненым?

— Готовим. Через десять минут с ним можно будет говорить. Вы спуститесь?