– Скажите мне сразу, куда ехать, и поезжайте вперед, я буду следовать за вами.

– Ой, я вам так благодарна, что вы незлобным оказались, поедемте, тут недалеко, Нагатинская набережная, в самом начале.

Нагатино от Полянки не ближний свет, но вечер воскресенья – время, когда автомашины стремятся из области, с дач, в противоположную сторону, в центр. Мы двинулись; девчонка оказалась честной – в том смысле, что не делала попыток сбежать.

Через двадцать минут мы оказались на месте. Безликий современный дом стоял фасадом к Москве-реке.

– Я обожаю вид на воду, – защебетала она, выскочив из «Мазды», – так хорошо, что у меня два окна на реку выходят.

– Одна живешь? – несколько нервно спросил я.

Она засмеялась.

– Испугались, что я вас в притон привезла? Что сейчас пара бугаев вам кости переломает, а потом машину и кредитки отберет? Нет-нет, я одна, совсем одна – ну, есть вроде парень, встречаемся, но вместе пока не живем. В соцсетях у меня статус: в активном поиске.

Мы поднялись в квартиру, которая оказалась на последнем, семнадцатом этаже.

– Проходите, – продолжала свое чириканье девушка, – только обувь не снимайте, не люблю эту русскую традицию, я несколько лет на Западе прожила, то-то они удивляются, когда в русских домах их заставляют туфли скидавать. Давайте я вам сразу отдам деньги, чтобы вы чувствовали себя спокойно. Сколько, вы говорите? Пять тысяч? – Хотя я не называл ей сумму, только подумал. Я кивнул, она метнулась в комнату и принесла мне красненькую бумажку. – А теперь проходите, я считаю необходимым, чтобы вы в порядке компенсации за то, что тащились вслед за мной, получили бы добрый кусок мазуриков.

– Ко-го?

– Моя бабушка так называла коржи с орехом и изюмом, американцы такие cakes очень любят, пойдемте-пойдемте, напою вас чаем или кофе, смотря что вы предпочитаете в данное время суток. Есть также вино и джин; ах да, вам ведь ехать…

Забыл сказать: с первого ее появления из недр яркой «Мазды» девушка показалась мне весьма, что называется, сексапильной – может, вдруг ударило меня, именно поэтому, даже не отдавая себе отчета в данном факте, я потащился за ней в Нагатино? Редко встретишь женщину, у которой от природы имеется столь сильный sex appeal. Такой был когда-то у Лидии – кстати, интересно будет поговорить с Даниловым по результатам его встречи с ней: какая она сейчас? Как выглядит? Ведет себя? И остался ли в ней столь мощный позыв, притягивающий мужиков?

Однако за девушкой из Нагатина при всей ее привлекательности я ухаживать не хотел. Она не в моем вкусе – слишком юна и, на мой взгляд, глупа. Но и уезжать назад в свою одинокую берлогу я не торопился. В итоге принял предложение хозяйки и согласился выпить чаю.

Но в конце концов – вы можете осуждать меня, или ее, или развратных стариков, или современную молодежь – я остался у нее до утра.

Да, кстати, девушку звали Леной.

То, что Харченко, один из погибших, был мужем Лидии, я узнал в последний момент – за минуту до того, как хотел завершить разговор. Я и без того проявил слишком сильную осведомленность в Лидиных личных делах. Неловко, да и подозрительно было выспрашивать дальше. И я откланялся и ушел.

Пока ехал домой, два сильных чувства владели мной. Два ощущения явились ровно после беседы с бывшей возлюбленной моего клиента. Во-первых, в своем рассказе Лидия чего-то недоговаривала. Что-то оставила за кадром. Вероятно, нечто стыдное и табуированное, спрятанное под жесткой броней самоконтроля, раз даже мне не удалось это нащупать и из нее вытащить. Что это было? Гадать можно бесконечно. Мне не удалось увидеть в сознании Лидии даже хвостика, ухватившись за который можно вытащить тайну.

И второе, в чем я после разговора с ней совершенно уверился: лично она НЕ ИМЕЕТ отношения к гибели кого бы то ни было из несчастной шестерки. Ни своего бывшего мужа Харченко, ни былого любовника Петра, ни четверых прочих. Нет, нет и нет – она не желала им зла. И не причиняла вреда. Во всяком случае, столь сильного, чтобы умертвить одного за другим шестерых человек. Поэтому моему клиенту, бедняге Баринову, нечего ее опасаться.

А когда я подъезжал к дому, мне вдруг пришла в голову мысль: вряд ли кто-то смог наложить на всех шестерых умерших столь сильное проклятие, чтобы они погибли. Вряд ли их смерть является порождением тонкого мира. Не похоже, чтобы удар (каждому из них или всем вместе) был нанесен из призрачных пластов. Виделась за их гибелью сознательная человеческая воля. Осмысленные, очень реалистичные, земные действия. Да, я был уверен, что их произвела не Лидия (пусть она и знала всех шестерых). Однако есть ЧЕЛОВЕК – не она, другой! – который не просто желал им зла, молил дьявола об их гибели, втыкал иголки в восковые фигурки, разрезал фотографии или страстно воображал картины их смерти. Нет – я уверился в другом: каждого из шестерки кто-то сознательно подводил к гибели.

Целенаправленно и зловредно убивал своими действиями.

Но как это могло случиться, если один утонул в океане, другой погиб в автокатастрофе, третьего постиг инфаркт, четвертый умер от алкоголя, а еще двое скончались от рака? Да, человеку трудно организовать подобные смерти, однако я снова взвесил все возможности. И опять мне показалось: а почему нет? Почему за всеми фатальными случаями не может стоять человек – во плоти и крови?

И я переспросил себя: один ли то был человек? Или, может, группа людей? Нет, ответила моя интуиция, или дар, или мастерство: то был одиночка. И еще почему-то привиделось мне, что сей человек был женщина. Не Лидия – другая, но все равно женщина.