Шрифт:
– Тогда почему пошел в отряд отца, а теперь помогаешь мне?
Несколько мгновений Охотник молчал, потом хмыкнул.
– Потому что ты молодой и глупый. Я слишком стар и осторожен, чтобы нападать на обозы и разжигать десять лет как угасший костер. А у тебя, быть может, что-то получится. Если не сдохнешь раньше. И если не...
– умолк, отцепил от пояса фляжку. Сделал длинный глоток. Убирать не стал, продолжал вертеть в руках и словно о чем раздумывал.
– Не станешь слишком уж доверять всяким... покровителям. Они играют на своей стороне.
– Еще помолчал и повторил чуть громче: - Всегда играют на своей стороне. И прикармливают молодых дураков, чтоб было кого спустить на противника.
Сакс нахмурился: покровитель у повстанцев только один, лорд Мейтланд - не просто лорд, а целый тан и кузен короля. Сакс видел его лишь однажды, и Мейтланд ему понравился. Держался гордо, но без высокомерия, называл повстанцев братьями, рассказывал, как им будет хорошо без луайонцев, с родными добрыми лордами и низкими налогами - без асгеровой-то десятины. И, в отличие от принца Артура, лорд Мейтланд не сверкал доспехами и с аппетитом ел пресную лепешку из грубой муки.
– Одна у нас сторона. Тейрон, - буркнул Сакс.
– Оно так, - покивал Охотник.
– Только править могут Бероуки, а могут и... не они. Да и рыбников можно гнать, а можно...
– Махнул рукой.
– Я сказал, другой раз смолчу. А ты думай.
Не Бероуки? Это как же не Бероуки? Полтысячи лет были Бероуки, с того самого времени, как Тейрон стал Тейроном, а тут вдруг... Мейтланды? Нет, не может такого быть. Лорд же говорил, что верен своему брату королю... Троюродному брату, но кровь-то одна! Он же присягу давал, все лорды дают. На крови, перед Отцом и Матерью. Темнит что-то Охотник.
– Думаю, ага, - кивнул Сакс и пошел вокруг лагеря.
Спать хотелось до одури, но он же командир. Отец, когда его ранили рыбники, доверил отряд Саксу, а не Половинке, хоть тот и предлагал, хоть у того и опыт, и старше он, Саксу в отцы годится. От дум про отца сон слетел, а навалилась тоска. Застанет ли он отца живым? Пять дней тому, когда уходили из лагеря, отец метался в лихорадке. Рана поначалу показалась несерьезной, перевязали на месте, и в лагере Фианн взялся лечить отца, промывал рану ромашковым отваром, лепил на нее паутину и всякие листья. А отец слег, и чем дальше, тем ему было хуже. Когда уходили, он Сакса и не узнал, принял за среднего сына, Грэма, что сгинул на военной службе.
Утром, за завтраком, вышла ссора. Когда Сакс велел Ушастому покормить пленника, поднял голос Половинка:
– Руки ему не развязывай. А как поест, сразу заткни рот. А то наколдует чего.
Ушастый кивнул, отломил кусок лепешки и пошел к лучу. А Половинка угрюмо зыркнул на Сакса.
– Только хлеб переводить на ублюдка.
Сакс отложил свою лепешку и, прищурившись, глянул на него в упор. Но Половинка не угомонился, а бойцы притихли, насторожились.
– Сразу бить надо было. Теперь точно нас проклянет. За десятину. Да еще мудрые озлятся, беда бу...
– Заткнись, - велел Сакс; кое-кто из бойцов недовольно заворчал, пока под нос и неразборчиво.
– Не тебе указывать, мальчишка, - разошелся Половинка, чуя поддержку.
– Подведешь нас...
– Заткнись и послушай, огородник, - так же тихо повторил Сакс.
– Вы сидите в своих норах, не смея высунуть нос, грабите своих же, деревенских, защитнички ллировы. А как только дело дошло до прищемить щукам хвост - порскнули в кусты. Ты боец или заяц?
Половинка набычился, схватился за нож и открыл рот, но Сакс его оборвал:
– Зайцы нам не нужны, так что дойдем до лагеря - и проваливай. А посмеешь еще вякнуть в походе, повешу как предателя.
– Один останешься, с такой-то прытью.
– Половинка хмыкнул.
– Храбрый гусенок.
Поднялся и пошел к своей лошади. Остальные, быстро дожевав, тоже принялись быстро и молча собираться. Половинку не поддержали, но и Сакса тоже. Зайцы. Щучьи подстилки.
– Зря ты так, Даро, - укоризненно шепнул ему Мэт, догнав уже на тропе.
– Щуки не простят потерянного обоза, начнутся облавы. А нас слишком мало.
– И будет еще меньше, Мэт, - так же тихо ответил Сакс.
– Если мы станем такими же зайцами, то следующего кузнеца просто сожгут, и никто не посмеет за него заступиться. Ты этого хочешь? Чтоб твоего Ушастого потащили на костер, а односельчане смотрели и сетовали, что прозевали злого колдуна?..
– Тише ты, разошелся.
– Мэт покачал головой.
– Да прав ты, только вот... эх...
– Не эх, а прав, - поравнявшись с ними, сказал Охотник.
– Глядишь, этак-то и не сдохнешь.