— Старший инспектор Лодердейл, — сказал Смайли, протягивая Ребусу трубку.

— Слушаю.

— Говорят, что тебя переманили от нас.

— Вроде того, сэр.

— Так вот, скажи им там: я хочу переманить тебя назад.

«Что я им — какой-нибудь голодный лосось?» — подумал Ребус.

— Следствие еще не кончилось, сэр, — сказал он.

— Да, я знаю. Старший суперинтендант мне сказал. — Он помолчал. — Мы хотим, чтобы ты поговорил с Кафферти.

— Он не будет со мной говорить.

— Мы думаем, что, может, будет.

— Ему известно про Билли?

— Да, известно.

— И теперь ему нужен кто-нибудь, чтобы использовать как боксерскую грушу?

Лодердейл на это ничего не сказал.

— Что толку с ним говорить?

— Я не знаю.

— Тогда зачем все это?

— Затем, что он настаивает. Хочет поговорить с инспектором, но не с первым попавшимся. Он просил о разговоре с тобой.

Последовала пауза.

— Джон? Тебе есть что сказать?

— Да, сэр. Сегодня очень странный день. — Он посмотрел на часы. — А еще нет и одиннадцати.

Большой Джер Кафферти выглядел неплохо.

Бодрый, подтянутый, сухопарый. Белая футболка плотно обтягивала его грудь и плоский живот, спортивный вид дополняли линялые джинсы и новые кроссовки. В комнату для посетителей он вошел уверенной походкой: так, будто посетителем был он, а заключенным — Ребус. Рядом с ним надзиратель казался не более чем лакеем, которого можно отослать в любую минуту. Кафферти сжал руку Ребуса слишком сильно, но не до хруста, кости не сломал. Пока.

— Стромен. [32]

— Здорово, Кафферти.

Они сели по разные стороны пластикового стола с прикрученными к полу ножками. Кроме этого, ничто не указывало на то, что они находятся в Барлинни — тюрьме, которая издавна славилась строгим режимом, хотя в последнее время администрация усиленно работала над изменением имиджа заведения. В комнате для посетителей царила чистота, на белых стенах красовались постеры с призывами к гражданам соблюдать меры общественной безопасности. Пепельница из тончайшего алюминия странным образом сочеталась с объявлением «Не курить».

— Все-таки заставили тебя прийти, Стромен?

Присутствие Ребуса явно забавляло Кафферти. Он знал, что Ребус дергается всякий раз, когда слышит это прозвище, и с удовольствием повторял свою шутку снова и снова.

— Мне жаль, что с твоим сыном случилась беда, сочувствую.

Веселость Кафферти как рукой сняло.

— Это правда, что его пытали?

— Вроде того.

— Вроде того? — Кафферти возвысил голос. — Если речь идет о пытке, то тут середины не бывает! Да или нет?

— Тебе сообщат.

Кафферти сверкнул глазами. Дыхание его стало поверхностным и шумным. Он поднялся со стула.

— Мне грех жаловаться. В наше время и в тюрьме свободы хватает. Я убедился, что свободу можно купить, как и все остальное. — Он остановился рядом с надзирателем. — Верно я говорю, мистер Петри?

Петри, не будь дурак, оставил вопрос без ответа.

— Подожди снаружи, — приказал Кафферти.

Петри вышел. Кафферти посмотрел на него и мрачно ухмыльнулся.

— Уютненько, — сказал он. — Ты да я. — Он начал поглаживать живот.

— Чего ты хочешь, Кафферти?

— Живот стал меня подводить. Чего я хочу, Стромен? Вот чего. — Он встал и навис над Ребусом, крепко сдавив ему плечи. — Я хочу, чтобы этого ублюдка нашли. — (Ребус поймал себя на том, что смотрит на оскаленные зубы Кафферти.) — Я не допущу, чтобы кто-то поднимал руку на мою семью, от этого страдает моя репутация. Такое нельзя никому спускать… это плохо для бизнеса.

— Что значит отцовское чувство, любо-дорого посмотреть.

Кафферти пропустил замечание Ребуса мимо ушей.

— Мои люди ищут того, кто это сделал, ясно? И за тобой будут приглядывать. Мне нужен результат, Стромен.

Ребус стряхнул руки Кафферти с плеч и встал.

— Ты что же, думаешь, мы будем сидеть сложа руки, потому что убитый — твой сын?

— Не советую… Именно это я и хотел сказать. Так или иначе, но я отомщу, Стромен. Кто-нибудь за это поплатится.

— Но не я, — тихо сказал Ребус.

Он выдержал взгляд Кафферти, и тот наконец широко развел руки, пожал плечами и уселся на свой стул. Ребус остался стоять.