Полетели слова сочувствия. «Я глубоко потрясен страшной бедой, которая постигла всех нас, — писал Максу опальный дядя детей Фердинанд Карл. — Я молюсь за вас, вашего брата и сестру. Храни вас Бог!» Эрцгерцог Людвиг Сальватор писал: «Мое сердце истекает кровью, и шлю вам, вашему брату и сестре мои глубочайшие соболезнования». Кайзер Вильгельм телеграфировал с борта яхты Hohenzollern: «Мы едва можем подобрать слова, чтобы рассказать о том, как разрывается наше сердце, когда мы думаем о вас и вашей неописуемой утрате! Только две недели назад мы провели такие замечательные часы вместе с вашими родителями, и вот мы услышали о вашем страшном горе. Да хранит вас Господь и пусть даст вам силу, чтобы перенести этот страшный удар! Благословение ваших родителей останется с вами даже после их смерти».

Франц Иосиф был в Ишле, когда прилетела телеграмма от Румерскирха: «Будучи ошеломленным и потрясенным произошедшим, с полностью разбитым сердцем, я сообщаю вам, что в ходе поездки в Сараево были тяжело ранены и погибли от подлых рук убийц Его Императорское Величество и Ее Высочество. Для оказания срочной медицинской помощи их сразу доставили в Конак, но уже было не в силах человека спасти их. Ее Высочество скончалась через несколько минут после ранения, не приходя в сознание».

Телеграмму принес адъютант императора граф Паар. Старый император говорил мало. Паар вспоминал, что Франц Иосиф, потрясенный пришедшими новостями, на несколько мгновений закрыл глаза, а потом в минутной слабости, которую он обычно себе не позволял, промолвил: «Ужасно! Всемогущий не позволяет оспаривать свои решения безнаказанно. Высшая сила восстановила старый порядок, который я, к сожалению, не смог отстоять».

Такие шокирующие замечания, вырвавшиеся у старого императора, были для него не характерны, но его последующее поведение подтвердило то чувство облегчения, которое он действительно испытал, когда получил эту новость. Он всегда не доверял своему племяннику и считал его морганатический брак нежелательным и унизительным, втаптывающим достоинство Габсбургов в грязь. Никто не ставил под сомнение слова дочери Франца Иосифа Марии Валерии. Узнав эту новость, она сразу прибежала к императору, хотя, как она писала в своем дневнике, знала, что произошедшее событие «не вызовет его жалости, разве что небольшое волнение». Она обнаружила своего отца «удивительно бодрым». Как она писала, он выглядел очень «энергичным и уверенным в себе», и хотя он и говорил: «Когда я думаю о бедных оставшихся детях, слезы наворачиваются мне на глаза», но «я знала, что лично его это так не трогает». В их разговоре он лишь мимоходом высказался о своих чувствах по поводу убийства своего наследника. «Для меня стало на одну большую проблему меньше», — как сказал император, по словам его дочери.

Теперь император мог действовать с развязанными руками. Он приказал немедленно закрыть Milit"arkanzlerei («Военную канцелярию») Франца Фердинанда. Были изъяты и запечатаны в императорских архивах вся почта и документы эрцгерцога. Позднее, в воскресенье, адъютант представил императору текст публичного заявления о смерти Франца Фердинанда. В нем содержалась строка: «Смерть моего любимого племянника причинила мне смертельную боль…» Франц Иосиф взял ручку и зачеркнул слова: «причинила мне смертельную боль». Полковник Бардольф подтвердил отсутствие каких-либо эмоций после своей встречи с императором несколько дней спустя. После предоставления отчета о событиях в Сараево Франц Иосиф задавал Бардольфу вопросы. «И как эрцгерцог встретил свою смерть?» — спросил император. «Как солдат, Ваше Величество», — ответил Бардольф. «Этого и следовало ожидать», — прокомментировал император. И так оно и было; далее Франц Иосиф не высказал ни слова сочувствия к погибшим, а перешел сразу к вопросу: «И как прошли маневры?»

Племянник Франца Фердинанда Карл проводил лето с семьей в Райхенау, на юго-западе от Вены. Он только сел пообедать на террасе вместе с Цитой, как слуга принес срочную телеграмму от Румерскирха. Карл был озадачен. «Почему от него? — спросил он. — Он же с дядей Франци». Эрцгерцог вскрыл конверт и быстро прочитал новость о трагедии в Сараево. Он «побледнел как полотно», рассказывала Цита, и они сразу же собрались и поехали в Вену. Приехав в город, Карл после обеда отправился приветствовать императора, прибывшего из Ишля в понедельник; когда они отправились вместе во дворец Шёнбрунн, император, показывая, что Карл теперь является его наследником, попросил его сесть рядом с ним. Пятьдесят лет спустя Цита утверждала, что император разрыдался, узнав о смерти Франца Фердинанда и Софии, и, всхлипывая, говорил, что он «ничего не жалел» для своего племянника. С тех пор вышли десятки книг и комментариев, по-разному представляющих реакцию Франца Иосифа на смерть своего сына, своей жены и на убийство в Сараево.

Но большинство людей считали, что император глубоко страдал, и слова соболезнования летели со всего мира. Президент Вудро Вильсон телеграфировал, что Соединенные Штаты глубоко соболезнуют по поводу «злодейского убийства» в Сараево. «Правительство Его Величества передает свои самые искренние и почтительные соболезнования Его Императорскому Величеству», — телеграфировал британский министр иностранных дел сэр Эдвард Грей британскому послу в Вене сэру Морису де Бунзену. Грей добавил к этому свои «личные чувства глубокой симпатии, которыми он преисполнился, когда удостоился чести встретиться с Его Императорским Высочеством в прошлом году, и был свидетелем той радости, которую доставил его визит королю и всей стране». При встрече с графом Менсдорфом, австрийским послом в Лондоне, Грей так прокомментировал свои слова: «Мы все считаем, что для императора все это стало настоящим шоком и глубочайшим горем». Король Георг V, отмечая «печальные новости» в своем дневнике, писал: «Это станет страшным ударом для дорогого старого императора, огромной печалью и грустью». Королева Мария записала: «Ужасная трагедия, случившаяся с эрцгерцогом и его женой, стала для всех нас словно гром среди ясного неба… Бедный император лишился всего, что он имел… Я думаю, что это великое благословение, что Фердинанд и его жена умерли вместе, делая будущее менее сложным для их детей».

Воскресное небо Вены было «нежным» и голубым, воздух «мягким и знойным»; люди наполняли парки и скверы, устраивали пикники и слушали, как военные оркестры играли сентиментальные мелодии. Музыка резко оборвалась, как только пронеслась весть об убийстве. Многие люди, верившие в худшие слухи о Франце Фердинанде, вздохнули с облегчением. Как вспоминал Стефан Цвейг: «Это было достаточно странное горе, и на лицах людей не читалось уныния — наследник престола совсем не пользовался популярностью». По случаю траура театральные спектакли были отменены, магазины закрыты, но многие австрийцы встретили эту новость с удовлетворением. «Город воспринял все очень спокойно, — отмечал сэр Морис де Бунзен. — Нигде не видно никаких эмоций. Должно быть, они очень апатичный народ». Как замечал один очевидец, в парке «Пратер» «нет траурного настроения» и веселье продолжалось. «Бог решил быть добрым к Австрии, — писал Йозеф Редлих, — сохранив ее от этого императора». По словам Айзенменгера, во многих политических и официальных дворцовых кругах слово «убийство» произносилось «с плохо скрываемой радостью. Они были рады избавиться от столь сильного и опасного противника». Один придворный даже встретил известие о гибели эрцгерцога словами: «Огр мертв».

То же чувство облегчения ощущалось и за пределами Австрии. Не было никакого выражения горя в Венгрии, где ее премьер-министр Иштван Тиса заявил: «Господь Бог пожелал, чтобы было так, и мы должны быть благодарны Господу Богу за его волеизъявление». Король Черногории Никола признавался, что «рад» этому убийству; настроения в Париже, Будапеште, Италии и в Санкт-Петербурге были близкими к радости. Николай Гартвиг, российский министр в Белграде, устроил праздничную карточную вечеринку в ночь после убийства; он заявил, что смерть эрцгерцога была благом, и отказался приспустить флаг над посольством, хотя позднее и отрицал это, когда его коллеги призвали его дать объяснения. В Сербии открыто радовались этим новостям. «Это месть за аннексию!» — кричали в Белграде. Пресса возносила хвалы Принципу как «юному мученику» и заявляла, что австрийские власти сами организовали это убийство как повод для начала войны против Сербии.