Чернявого, как и хозяина, он спеленал и бросил на диван. Теперь можно было не торопясь искать деньги. И через пять минут он их нашел — под простенькой картинкой на стене, в железном ящике с наборным замком. Ключ от сейфа нашарил в туалетном столике. На минутку расклеил рот хозяину:

— Код! Не скажешь — язык отрежу…

Так что и отмычки не понадобились. Лимон постоял перед сейфом, разглядывая аккуратные горки перекрещенных банковскими наклейками купюр. Снял куртку, сложил в нее, как в мешок, деньги и свои манатки, тщательно вытер в мансарде все предметы, которых касался, разыскал под диваном «вальтер» и сунул в наколенный карман.

Тоскливо было у него на душе, когда возвращался домой, так тоскливо, словно похоронил близкого человека… Дома бросил, не считая, деньги в железную коробку и задвинул под ванну. Умылся, посмотрел на себя в треснувшее зеркало и долго, истерически всхлипывая, смеялся. Грим, оказывается, забыл стереть — так и летел по Москве. Хорошо, дорожники дрыхли. А может, за негра принимали…

Ну, выспался, пообедал и позавтракал заодно. Сходил к Жердецову, отдал отмычки и пакет из газеты. Жердецов надорвал, глянул и обомлел. А Лимон вернулся домой, побрился, надел старый, но еще хороший костюм с галстуком, туфли надраил и таким женихом завалился к рыжей Зинке. И поехали они за яблоками. Тянуло Лимона в Бутово неудержимо… Тепло было.

Давешняя старушка во дворе шмыгала. Увидела расфранченного Лимона под руку с пышной красавицей, руками всплеснула:

— А у нас беда — чуть ночью не сгорели! Проснулась под утро — батюшки, светлынь… Горит. Прибежали мужики, да не отстояли. И хозяин как сквозь землю, и собака.

Глянул Лимон на соседний участок, а там вместо дачи — груда обгоревших бревен.

— Хорошо, мать, к тебе огонь не перекинулся, — поежился Лимон. — Бог спас.

На перильца дома он повесил пиджак, галстук рассупонил и лестницу попросил. Яблок с Зинкой они набрали отличных. С веток срывались редкие капли, оставшиеся после ночного дождя, Зинка, лестницу придерживавшая, взвизгивала. Потом старушка чаем угостила с малиной. Всю дорогу до Самотеки яблоки грызли и целовались. А потом вино липкое, кагор, яблоками закусывали, на Лимоновой тахте сидючи.

— Ты бы на мне женился? — спросила Зинка под утро.

— Теперь — да, — сказал Лимон.

— А почему только теперь?

— Денег много выиграл в подпольном тотализаторе… Но не трепись, если за меня замуж хочешь. А то язык отрежу.

Больше суток проженихался. А поздно вечером опять достал дробовик и спецовочку вонькую — крысы дожидались Лимона.

Через две недели после статьи в «Вестнике» на станцию нагрянула высокая комиссия. В нее входили несколько думских депутатов, чиновник по особым поручениям тверского губернатора, представитель «Космоатома» и два эксперта-эколога. Возглавлял комиссию престарелый академик Самоходов. В Госдуме он заседал в комитете по науке и технике.

Первым делом Самоходов собрал руководителей основных служб АЭС и заявил:

— Друзья мои! У комиссии нет никаких сомнений, что статья написана работником вашей станции. Позор и еще раз позор! Перед всем мировым сообществом… Оказывается, в такой деликатной сфере деятельности, каковой является работа подразделений «Космоатома», нельзя решить наболевшие вопросы демократическим путем, обсудив их по-товарищески в компетентном научном кругу. Обязательно, оказывается, надо потрясти перед публикой обделанными штанами! Надо напугать обывателя очередным катаклизмом, хотя ему от действительности и так достаточно перепадает разнообразных клизм… Вопрос: кому все это выгодно? Кто льет воду на мельницу?

Альберт Шемякин был наслышан о Самоходове и после этой речи убедился, что долетающие в удомльскую глушь анекдоты об академике достаточно верно трактуют характер патриарха отечественной физики плазмы.

И тогда Шемякин еще больше насторожился. И тоже задал вопрос: кому это выгодно — ставить во главе парламентской комиссии ходячий анекдот? Во всяком случае, после долгой речи академика стало ясно, что этот колоритный дедок — лишь отвлекающее прикрытие для комиссии, прикрытие, долженствующее подчеркнуть рутинность проверки. Раз уж, мол, требуется отреагировать на выступление печати, утихомирить общественное мнение, то вот вам Самоходов для составления казенной отписки. Большего, чем подобная отписка, статья в «Вестнике» и не стоит…

Остальные члены комиссии выглядели обычными статистами. Из «Космоатома», например, прислали инспектора управления кадров, хотя в статье ни слова не прозвучало о кадрах. Или экологи из комиссии… Их представили как членов независимой экспертной группы «Зеленый щит». Шемякин хорошо ориентировался в экологическом движении, но о такой группе услышал впервые. Он понял, что комиссия и не собирается объективно проверять положение дел на АЭС. Окончательно Шемякин убедился в этом, когда председатель комиссии завершил совещание с руководителями служб следующим пассажем:

— Друзья мои! Мы все — одна семья. Как и в любой семье, у нас могут быть склоки, обиды, денежные, хе-хе, затруднения… И даже кто-то, извините, может налево сходить! Семья, друзья мои… Но в семье не без урода, и тут пословица права. И я не уеду отсюда, пока мы не найдем нашего урода. Хочу, знаете ли, просто посмотреть ему в глаза!

Шемякин поневоле поежился, словно уже заглядывал в пронзительные выцветшие глазки академика под двумя мохнатыми запятыми седых бровей…

После совещания руководителям служб объявили, что академик с командой отправляется обедать. Пока же все должны предупредить своих работников, чтобы те по первому зову незамедлительно являлись в кабинет директора станции, где подкрепившаяся комиссия продолжит работу. Шемякин попросил секретаршу директора позвонить, если его вызовут, в буфет. И направился в подвал дирекции. Здесь лет пять назад, после подписания Договора, огромное помещение бомбоубежища переоборудовали в буфет для ИТР — с баром, блинной и бильярдом.