Первый не ответил, отвернулся. Второй – я так и знал, что он в компании самый нервный, просто врезал мне в рожу с левой руки. Правая была занята, в ней он держал пистолет.

Я упал, хоть удар был и не очень. Я с Гуталином четыре раунда выстоял на заднем дворе «Тошниловки». Но там на меня смотрели парни и ожидали чуда. А здесь от меня ожидали, что я упаду как кегля. Я и упал.

– Не умничай! – сказал Второй.

Я боялся, что он добавит мне ногой, но он бить не стал, подошел к бомбе, что-то на ней нажал, переключил со щелчком.

– Трое суток, – сказал он Первому. – Людей успеют эвакуировать, если что.

– А меня? – спросил я, отплевавшись от песка. – Я ведь точно всем расскажу, где бомба.

– А тебя мы убьем. Или ты нам скажешь, где тут ближайшая Чудесная поляна…

– Волшебная, придурок.

– Хорошо, пусть волшебная. Мы тебя отведем туда и оставим привязанного. Умрешь счастливым.

– Хорошая идея, – не мог я не согласиться.

Смерть легкая, даже приятная.

– Значит, так, – деловито сказал Второй. – Бомбу я взвел, так что, если Шар не выполнит твоего условия…

– Желания, придурок. Желания! Это государства выполняют или нет условия террористов, а Шар может исполнить желание. И не какое-нибудь, а только выстраданное, затаенное, может, даже не осознанное. Ты попросишь, чтобы зона исчезла, а она станет только больше. Другие появятся по всему миру. Понятно?

– А хоть желания, хоть условия, какая разница? Даже если мы оттуда, от Шара, не вернемся, то бомба все равно рванет. Ты сказал, сколько до Шара?

– Я сказал, что он за холмом. И все. А до него – метров пятьдесят.

– А у нас в радиусе километра температура достигнет пяти тысяч градусов, – радостно сообщил Второй. – Земля, камни, граниты, базальты в радиусе пятисот метров частично испарятся, частично расплавятся… Шару лучше выполнить желание и убраться куда-нибудь в другое место.

– Пойдем, – сказал Первый глухо.

– Нет уж, он – с нами. Он не полезет же в ловушку типа Волшебной поляны?

– А почему не полезу? Вы же все равно меня…

– Нет, ты не до конца все понял. Отключить бомбу нельзя. Только если Шар выполнит наше желание, ты останешься жив. Ты ведь хочешь жить?

– Хочу.

– Тогда пошли. Обнимемся – и пошли. – Второй поднял меня с земли, обнял левой за талию, как родного.

– Только ты особо не прижимайся, – попросил я. – Я не по этим делам…

– Я тоже, не бойся. – Второй подмигнул мне левым глазом. – Пошли…

И мы пошли.

До вершины холма было всего двадцать шагов. За ним – карьер. Старый, заброшенный карьер. В глубине – старый экскаватор, а за ним – Шар.

Второй присвистнул потрясенно и, кажется, чуть не выронил пистолет. Первый вздохнул.

– Вперед, господа! – театрально вскричал Второй, взмахивая оружием.

Ему наверняка жутко хотелось выпустить в воздух весь магазин, но он решил не портить торжественность момента.

Мы спустились с холма, песок осыпался под нашими ногами, ветер принес откуда-то перекати-поле, оно ударилось в мои ноги и покатилось вперед, как футбольный мяч.

Старый экскаватор стоял поперек карьера. Лапа с ковшом стояла, как арка, как ворота перед волшебной страной. Пройдешь сквозь них и окажешься в чудесном мире, в котором возможно все, даже счастье…

Мои клиенты вначале ничего не заметили, а потом уже было поздно.

Легкое дрожание воздуха возле проржавевшей гусеницы экскаватора вдруг метнулось к нам, облапило, сжало…

Второй закричал, тонко, пронзительно… Его напарник рухнул в песок, со стоном выдохнув воздух. Мерцание не отпускало их, пульсировало, наливалось молочным светом и становилось прозрачным, почти невидимым.

Парни не знали, что такое счастье возможно. Они даже представить себе не могли, что это чувство может быть настолько сильным, настолько всепоглощающим. Они кричали и выли, катались в песке, захлебываясь смехом и слезами. Это длилось всего полминуты. Это всегда длится полминуты. Ровно, ни больше ни меньше.

– Наручники снимите, – сказал я.

Второй молча встал на колени, достал из кармана ключ. Я повернулся к нему спиной и подождал, пока он расстегнет наручники.

– Что дальше? – спросил Первый, поднимаясь с песка.