Котик к вам либо подойдёт, либо нет. Коли не ваш день, смиритесь и ступайте мимо, мало ли на свете других. (Если ни один не хочет, то помойтесь и снова приходите — вы, видимо, воняли агрессией и настырностью.) Когда же котик вас выбрал, снова не хватайте его и даже не тянитесь, дайте ему прийти под руку.

Где чесать, это важное. Многие льстят себе, что умеют чесать особо правильно, и ни один котик, раз отдавшись, их никогда не забудет и станет наркомански преданным.

Это глупости.

Во-первых, универсальной схемы не существует, и где одному сладостно, там другому фу-фу-фу. Но котики любезны настолько, что сами подставляют нужное место под пальцы, поэтому просто делайте, что велят, и не самовольничайте. Не вздумайте сразу щупать живот и целовать в пятку, это интимное, подавляйте судорожные порывы прижать и потискать и никогда не удерживайте котика насильно.

Во-вторых, даже если котик дал вам гладить везде, глупо рассчитывать, что через время он об этом вспомнит и сразу повторит. О, сколько я видела людей, обнадёженных и надушенных, которые прибегали через месяц туда, где однажды было хорошо, и мечтали, что сейчас всё вернётся. Котики смотрели сквозь и не узнавали, как турецкий аниматор прошлогоднюю туристку: вы кто, мадам, и не забудьте оставить чаевые. Будьте с ними здесь и сейчас, начинайте всякий раз сначала и ни на что не надейтесь.

Но неправильно считать котика и безмозглым, как турецкий аниматор. У них бывают сотрясения, так что мозги определённо есть. Они не способны к рефлексии и потому не смогут вас полюбить, если вы встречаетесь регулярно, но редко. Зато, если с ними поселиться, при определённых обстоятельствах могут привыкнуть насмерть. Включат вас в условия своего существования и начнут дохнуть, когда их покидаешь. Генерируемая ими фоновая нежность с виду неотличима от любви, если вам обязательно нужно, можете смело считать, что котик вас любит. По крайней мере, когда уйдёте, он будет спать около того места, где вы были, доказывая тем самым, что вы были и ваше место существует.

Но сейчас мы говорим о чужих посторонних котиках, котиках-на-одну-ночь, вдруг вызвавших у вас хватательный рефлекс. Не взваливайте на них, христа ради, вашу глобальную недолюбленность, бездомие и никчемушность, они не для этого. А для чего? для красоты и тактильных удовольствий. А также чтобы вам было об кого совершенствовать полезный навык «не хватать».

Моя жизнь так переполнена пустотой, что ничему больше нет места. Вечером просыпаюсь за чашкой кофе в «Старбаксе», потом иду искать море, не нахожу — боюсь, в этом городе нет моря, — покупаю мясо и возвращаюсь домой, жарю, зачем-то делаю зарядку, а потом оказывается, что уже почти утро и пора спать. Я всё время очень занята, хотя, возможно, если не стану каждый день ходить на поиски моря, у меня высвободится куча времени. Но не могу же я терять надежду.

Много думаю про кота и должна рассказать об этом, потому что додумалась в результате до очень простых вещей.

Кот мой — физически самое близкое мне существо. Каждую ночь, засыпая, я слышу его сердце, потому что он лежит на моей подушке (а точней, укладывается мне на голову, когда я занимаю свою треть нашей подушки). Ни один мужчина не спал со мной столько, и я не уверена, что обнималась с кем-нибудь так же много, как с ним за эти пятнадцать лет.

И когда он вошёл в средний кошачий возраст, я осознала, что мне предстоит большая потеря. Я пыталась представить дырку размером с кота, которая образуется в моей жизни, и понимала, что моё сердце, скорей всего, ухнет туда с концами. Есть проблемы переживаемые (большинство), не переживаемые (их на удивление мало) и такие, которые нельзя пережить, не изменившись сильно, вплоть до мутации. И я боялась, что моя будет третьего рода.

И как раз тогда мы с мужем поехали в Балаклаву и поселились в мотеле. Там среди прочего было стадо кошек разного возраста, которые кормились при постояльцах. И одна из них, белая с чёрным, выбрала быть нашей кошечкой и стала жить у нас в ногах. Она была очень голодной и ела хлеб, трясясь, но когда мы пытались на ночь выманить её из домика сосиской, она не шла, потому что хотела быть нашей кошкой больше, чем есть. И мы тогда смирились и дней десять принадлежали ей каждую ночь, а потом уехали. И всё это время она, очевидно, очень нас любила. Но потом, я уверена, она нашла себе следующих путешественников, которых тоже любила всем сердцем.

И тогда до меня как-то разом дошло про ритм и естественный ход кошачьего бытия. Они живут в параллельном потоке времени, не рефлексируя и не сравнивая, полноценно существуя с нами, без нас, двадцать лет или три года — как повезёт. Их линия, которую мы пересекаем или насильно переплетаем с нашей, остаётся самостоятельной. Горечь человеческой утраты сильно замешена на жалости к себе (как же я без него?) и на переносе своих чувств на объект (как он страдал!), но кот в принципе не бывает в той системе координат, где есть горевание о быстротечности жизни, муки сопереживания, страх перед будущими бедствиями. Человек там один, в этой сетке. И он также волен её покинуть, и завести себе следующего кота, и любить до самой его смерти. Любить, лечить и оберегать, а потом разжимать руки.

И следующим звеном в этой цепочке будет мысль о том, что есть рисковые люди (разные — игроки, наркоманы, адреналинщики всех мастей), которые как котики. Не надо подчинять им свою судьбу, и сильно горевать о них тоже не надо. Они выбрали длительность жизни и ритм и существуют в соответствии со своими представлениями о полноценности бытия. Пытаться затащить их в вашу систему координат бессмысленно. Они-то рефлексируют, но их цели и задачи настолько отличны от других, что незачем плакать о том, кто предпочёл свои тридцать пять вашим восьмидесяти семи. «Вытаскивать» его — всё равно что подключать трёхлетнего хомяка к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Это не значит, что не стоит любить и заботиться. Но надо быть готовым вовремя разжать руки.