Но его части просто не повезло: они столкнулись с теми частями противника, которые не пострадали от артиллерийского обстрела. На другом участке фронта отряды продвигались вперед достаточно успешно, так что вскоре и бригада Голоколенко поравнялась с остальными и двинулась на врага сквозь снежную завесу. Советские войска вошли на территории, удерживаемые немцами, в полной темноте. Немцы отдали румынам приказ удерживать фланги, но они заранее были обречены на провал. «Не хочу обижать румын, – признается Голоколенко, – но к сражению они были подготовлены хуже немцев. Бойцы вермахта были хорошо натренированы и действовали намного смелее. У румын не было настоящей цели в этой войне – за что им было бороться? Нельзя сказать, что мы совсем не встретили сопротивления, но в этом бою нам было, как никогда, победить легко. Они были абсолютно не способны к обороне».

Основной удар операции «Уран» пришелся на западную часть реки Дон, более чем в ста пятидесяти километрах от Паулюса, к северу от Сталинграда. Даже если бы немцы успели оперативно отреагировать на угрозу, они не смогли бы перебросить артиллерию, чтобы отразить советское наступление. Но руководство вермахта растерялось. Реакция Паулюса на угрозу окружения, растущую с каждой минутой, всецело зависела от необходимости консультироваться с Гитлером, который решил взять небольшой отпуск и уехал из ставки в Восточной Пруссии в Бергхоф, в Южную Баварию. Малочисленные соединения, отправленные немцами для отражения атак советских войск, также столкнулись со сложностями передвижения и проблемой плохой видимости из-за снега. На этот раз у немцев не было ни эффекта неожиданности, ни возможности осуществить молниеносную атаку.

Именно в этой битве подполковник Филиппов и его бойцы совершили легендарный подвиг: они смелым налетом захватили мост через реку Дон, отразив несколько контратак противника, а затем, несмотря на нехватку сил в отряде, атаковали хутор Калач, который с подходом передовых частей танкового корпуса был взят. Один этот дерзкий поступок свидетельствует об успехах Красной Армии, о храбрости ее солдат и тактической прозорливости. Они нанесли сокрушительное поражение немцам и их союзникам не только благодаря численному превосходству, но и благодаря тонкой стратегии советских военачальников. 23 ноября ударные группировки РККА соединились в окрестностях Калача, полностью окружив 6-ю немецкую армию. «Нас окрыляла победа, – с гордостью рассказывает Иван Голоколенко. – Мы были уверены в том, что сумеем одержать верх над неприятелем и что эта операция останется самым запоминающимся и самым ярким событием в истории. Помню, мне казалось тогда, что, будь у меня крылья, я бы взлетел ввысь, как птица. Прежде я чувствовал себя подавленным, но теперь ничто не могло бы меня остановить».

Даже зная, что их окружили, солдаты 6-й немецкой армии отказывались верить в то, что им угрожает опасность. Ведь они считали, что в Красной Армии служат лишь представители низшей расы, плохо вооруженные, неумелые. Кроме того, сам фюрер не позволит, просто не может позволить своим бойцам потерпеть неудачу. Их по-прежнему одолевала излишняя самоуверенность, которую вселили в них победы, одержанные немецкими войсками в ходе операции «Барбаросса». «Сталинград окружили, – рассказывает Бернхард Бехлер, немецкий офицер, также участвовавший тогда в боях против СССР. – Но даже тогда я верил, что фюрер не даст нас в обиду; что он не принесет в жертву 6-ю армию, что сумеет вытащить нас оттуда». Убеждения Бехлера в первые дни окружения разделяли многие немецкие ветераны Сталинградской битвы. «Всем казалось, что этот перевес в пользу Советского Союза не продлится долго, – говорит Герхард Мюнх, – от силы пару дней. Нам казалось, что положение, в котором мы оказались, было временным».

Гитлер, убежденный, что исключительно его воля уберегла вермахт от поражения под Москвой годом ранее, приказал Паулюсу не пытаться вырваться из окружения, а удерживать Сталинград в ожидании помощи извне. Геринг, в своем всегдашнем стремлении получить одобрение фюрера, самонадеянно пообещал, что с помощью люфтваффе организует для 6-й армии воздушный мост. Подобные прецеденты уже случались: в 1942 году, в Демянске, немецкие самолеты сбрасывали с воздуха провиант отрядам, оказавшимся в окружении, хотя операцию под Демянском едва ли можно сравнить с гораздо более масштабной поддержкой 6-й армии, благодаря которой та должна была сохранить всю свою боевую мощь. В то же время фельдмаршал фон Манштейн получил приказ прорвать блокаду вокруг окруженных под Сталинградом войск и вывести из окружения армию Паулюса. Его операция «Винтергевиттер», в ходе которой немецкие отряды устремились сквозь снег и слякоть пробить брешь в сомкнувшемся вокруг Сталинграда кольце, началась 12 декабря 1942 года.

Когда солдаты 6-й армии узнали о спасительной для них операции, они сочли ее верным знаком того, сколь высоко ценит свои войска фюрер. «Манштейн якобы был уже на подходе, – вспоминает Берхард Бехлер. – Нам каждый день повторяли одно и то же, многим уже стало казаться, будто они слышат рев танков армии Манштейна, что тот уже близко. Это казалось многим, хотя на деле этого не было. Люди боялись и верили в то, во что им хотелось верить».

Шестьдесят советских дивизий стали кольцом вокруг Сталинграда, так что у Манштейна не было ни одного шанса. 19 декабря 57-я танковая дивизия подошла к реке Медведица, в пятидесяти километрах от Сталинграда; ближе немецкому подкреплению подойти так и не удалось, поскольку уже в канун Рождества [19] отряды Манштейна и сами оказались под угрозой окружения, после чего Верховное командование отдало приказ о выведении войск.

К концу 1942 года стало ясно, что честолюбивые планы по созданию воздушного моста, предложенные Герингом, обеспечат лишь малую долю необходимых для удержания Сталинграда поставок провианта и боеприпасов. Те немецкие самолеты, которые отправлялись на эту миссию, часто сбрасывали припасы на советские позиции из-за ветра или изменений местоположения войск на линии фронта. С каждым днем условия существования 6-й армии стремительно ухудшались, вследствие чего вера солдат в то, что фюрер непременно вызволит их, серьезно пошатнулась.

«Тот, кто сам не был там, – утверждает Бернхард Бехлер, – понятия не имеет, через что нам довелось пройти. Когда я ложился спать и запускал руку себе под воротник, то каждый раз доставал из-за шиворота целую горсть вшей. Вши разносили тиф… Нам нечего было есть. Мы нашли несколько замерзших насмерть лошадей, взяли топор и отрубили от их мертвых тел несколько кусков мяса. Пришлось подогреть его в котле, чтобы съесть хоть что-нибудь. Мы просто лежали на земле, погибая от голода, и мерзли, нам было страшно… Представьте только: степь, все в снегу, градусов двадцать-тридцать мороза… Солдаты лежали на земле, и наши танки, не замечая своих же бойцов, ездили прямо по ним, потому что у тех не было сил подняться и дать о себе знать. Я все думал про себя: если бы наши близкие увидели нас, если бы они знали, какой страшной смертью гибнут здесь наши солдаты! В мое сердце все чаще закрадывались сомнения, я спрашивал себя: что ты делаешь здесь, в Сталинграде? Что держит тебя, простого немецкого офицера, здесь, в тысячах миль от дома? Разве ты защищаешь здесь Родину, свою Германию? Зачем тебе все это?»