Понимаю. Конечно, понимаю.

Тогда зачем же ты приехала?

Чтобы услышать, что ты скажешь.

Ну, так ты уже это услышала. Давай не будем больше говорить об этом.

Да, но… Ты говорил, я слушала и все больше понимала, что ты все говоришь верно. Этот образ, который ты использовал, — замок… Для тебя это место и есть спиральный замок.

Нет, это не он, но настоящий замок недалеко отсюда, я могу показать его тебе. Он находится в круглой долине среди гор, куда можно добраться через ущелье. Там стоит мосарабский [12] храм, которому по меньшей мере тысяча лет. Однажды приподняли алтарный камень и обнаружили за ним кельтскую стелу — спиральный замок. То есть это место было культовым уже гораздо раньше. Я воспринял это как знак и с тех пор всегда думал: когда наступит момент, я уеду сюда. И этот момент наступил.

Значит, я приезжаю, мы разговариваем у ворот замка, и я уезжаю. И так до тех пор, пока в один прекрасный день я не приеду, а ты не выйдешь к воротам, потому что будешь уже внутри замка.

Наверное, так и будет… И это неплохо. Неплохой образ. Он мне нравится.

А вот это уже кокетство.

В моем возрасте это роскошь.

Значит, по-твоему, я должна остаться?

По-моему, у тебя есть миллион плюсов, миллион доводов в пользу того, чтобы остаться, и не воспользоваться ими — безумие. До сих пор твои дела шли отлично, и у тебя еще есть время для того, чтобы они пошли еще лучше. Зачем искушать судьбу?

Тебя это не возбуждает?

Меня?

Я хочу сказать, тебе все это не кажется безумно волнующим?

Волнующим — нет. А безумием — да. Безумие возбуждает, оно само — возбуждение, но к чему оно приводит? К верной потере самого себя.

Или к встрече, к настоящей встрече. Что мы знаем о безумии?

Что мы знаем? Мы знаем, как оно воздействует на нас, к какой жизни ведет, знаем, что даже если оно приводит нас к вратам рая, здесь, на земле, это ад.

И это говоришь ты, добровольный затворник?

Да, я затворник. Видишь, какая ты хитрая и как быстро соображаешь? Но я не узник: меня никто не сажал под замок — ни я сам, ни кто другой. Разница решающая, потому что ключ от ситуации, которую я сам выбрал, — в моих руках.

Но ты не сможешь вернуться.

Я сам это выбрал.

Не могу поверить, что ты с твоей головой не попытаешься войти в храм с бичом в руках, если только представится случай.

Как раз моя голова и говорит мне, что такого случая не представится никогда. Я сделал выбор потому, что я когерентен; иначе я оказался бы побежденным.

Значит, мне следует сделать вывод, что я просто мечтательница.

Боюсь, что да — что ты еще не избавилась от этого.

Ты собираешься продолжать сбивать меня с толку?

Ясности нет — есть только смятение и неопределенность. Не пытайся искать ясность. Стихотворение Китса — ложь, выдумка. Красота и истина есть понятия, свойственные юности, возрасту Китса. А мы с тобой уже давно оставили позади эти замечательные и глупые моменты ликования. Думай о себе.

Я задаю себе вопрос: зачем я хочу быть профессором?

Это же очевидно: чтобы достичь целей, которые ты поставила перед собой.

Да, но я не задавалась целью стать профессором.

Ах, нет?

Нет. Все это были шаги, которые приходится делать. Ты вступаешь на некий путь — на путь педагога, и предполагается, что уже по одной этой причине ты должен идти по нему до конца. Как будто это предрешено заранее. И тогда кажется вполне очевидным, что ты должен от скромного рядового преподавателя дойти до кафедры и профессорского звания. Это решаешь не ты: это решается — не знаю, как это назвать — всем ходом твоего существования. Знаешь, я абсолютно не уверена, что хочу стать профессором, не уверена даже, что мне вообще когда-либо этого хотелось — ну, может быть, лишь когда я находилась на низшей ступени служебной лестницы; я воспринимала это как некий логический или неизбежный путь, но не как личное решение — ну, знаешь, когда ставишь на карту все.

Никто не воспринимает это так.

Воспринимает. Есть люди, воспринимающие это так. Ты слышал о такой вещи, как призвание?

Призвание священника?

Да, и это тоже. Это лучший пример призвания. Ну, ладно, перестань говорить глупости. Священник, врачующий души, а не рвущийся в курию [13] , то есть к власти, — это человек, который посвящает свою жизнь другим, а таким образом — и самому себе. Я могла бы сказать то же самое и о враче — о враче, который стремится лечить людей, а не заниматься исследованиями или богатеть, создав собственную клинику. Или о школьном учителе — хотя у них действительно собачья жизнь, — о школьном учителе, который посвящает всю свою жизнь воспитанию, потому что для него это важно. Да, я знаю, большинству из них хоть раз в жизни приходится обращаться к психиатру, можешь не рассказывать мне. Но ты знаешь, что я имею в виду. У меня нет призвания к тому, чтобы стать профессором, — вот что я хотела тебе сказать. И, возможно, поэтому я никогда не стану профессором: я не рвусь к этому, не рвусь к власти. У меня нет таких амбиций.

То есть твоя амбиция — жертвенность.

Если ты говоришь об этом таким тоном, то нет.

Но послушай, разве ты не говоришь о том, чтобы посвящать жизнь другим? Что это такое? Это идеи из катехизиса, дорогая, избавь меня от них.

Я не говорила этого. Я даже не говорила, что собираюсь посвятить свою жизнь другим. Я говорила только о призвании — о единственном порыве, способном привести человека туда, куда его не приведет даже стремление к власти, о порыве, мощном, как буря, как гроза, и чистом, как воздух после грозы. Так я это ощущаю.