— Ну и пусть! — отрезала она. — Пусть считают меня странной. На самом деле это вы странная. Я хочу держаться от вас подальше, сука вы бешеная!

Да, именно так она и сказала — видимо, была крайне возбуждена и не следила за выражениями. Ее грубость не стоила внимания, и все же мне было обидно.

Девушка решительно повернула ручку двери и шагнула за порог. При мысли, что она окажется на улице в полночь в таком неуравновешенном состоянии, я забеспокоилась и бросилась вдогонку. Она стояла на площадке и с остервенением нажимала на кнопку лифта. С нижних этажей донесся стук проснувшегося механизма, и кабина с лязгом и скрежетом поползла наверх.

Девушка злобно покосилась на меня.

— Плачете?

— О нет, дорогая, просто волнуюсь. Вы так странно себя ведете.

— Да сколько можно! — воскликнула она и добавила (хотя я находилась на расстоянии): — Не лезьте ко мне!

Не дожидаясь лифта, она схватила чемодан и шитье и бросилась вниз по лестнице. Я крикнула вслед:

— Не упрямьтесь, дорогая! Уже за полночь. Возвращайтесь, когда успокоитесь, — я оставлю дверь незапертой. Вы не попрощаетесь с птичками? Сибил? Сибил?

Я надеялась, что она отзовется на свое настоящее имя, но в ответ услышала лишь топот удаляющихся шагов. Она скрылась из виду, и только шелковое шитье поблескивало во тьме, волочась по ступенькам.

С выступлением Сибил защита закончила излагать свою версию. Почти за три дня присяжные выслушали десятки свидетелей: одни говорили правду, а другие, по разным соображениям, представили не вполне честное описание событий. Ученые мужи от медицины произносили пространные речи, однако многословные описания проведенных опытов только запутывали дело. Теперь прокурору и адвокату предстояло худо-бедно упорядочить разрозненные сведения в заключительном обращении к суду. Я не буду стирать себе пальцы до костей и приводить эти речи полностью — полный текст сохранился в открытых источниках, — а лишь попытаюсь пересказать самую суть.

Эйчисон взял слово первым. Он говорил почти полтора часа, ни разу не сверившись со своими записями, — видимо, отчасти этим объяснялись его многочисленные ошибки и упущения. Впрочем, осмелюсь предположить, что прокурор намеренно произнес «сомнительную» речь, где затронул темы, не подлежащие упоминанию. К сожалению, тогда у меня не было возможности возразить, и сейчас я восполню этот пробел.

Чтобы завладеть вниманием аудитории, Эйчисон начал говорить вполголоса, вынуждая присутствующих напряженно вслушиваться. Постепенно он распалялся: щеки порозовели, зеленые глаза заблестели, в уголках рта все время собиралась слюна. Он то и дело ударял кулаком о ладонь, подчеркивая какую-то мысль. Прокурор сообщил суду, что в жизни еще не встречал человека, способного совершить столь мерзкое злодеяние против чистого и невинного ребенка. Не менее сильное потрясение вызвало то, что в подобном преступлении оказалась замешана женщина, — однако (по его словам) это несомненно было так. Без колебаний прокурор заявил, что трое подсудимых в ответе за эти кровавые бесчинства.

Поначалу мотив преступления был неясен, продолжал он. Почему выбор пал именно на эту девочку, именно на эту семью? Если похитители хотели получить выкуп, почему они не выбрали семью из богатого квартала в двух шагах от Стэнли-стрит? Выходит, дело не в жажде наживы, а письмо с требованием выкупа написано для отвода глаз, быть может, от страха. Но тогда почему Роуз? Почему Гиллеспи? Для Эйчисона ответ был очевиден:

— Это двое неудачников не выбирали свою жертву, им ее навязал кто-то другой.

На этом месте он имел наглость смерить меня долгим пристальным взглядом.

— Что мы знаем о Гарриет Бакстер? Мы знаем, что всего несколько лет назад, в Лондоне, она втерлась в доверие мистера и миссис Уотсон и — по неизвестным причинам, быть может, неведомым ей самой — пыталась свести на нет их брак.

По-хорошему, свести на нет стоило заявление прокурора. Нарушение было налицо: судья объявил показания Эстер Уотсон недействительными, и Эйчисон не имел права на них ссылаться. На мой взгляд, Кинберви следовало сделать ему выговор, но, видимо, заключительную речь не принято было прерывать, и прокурор мог беспрепятственно высказывать любые домыслы.

— Мы знаем, что в Лондоне она познакомилась с обаятельным шотландским художником, а спустя несколько месяцев неожиданно поселилась в Глазго, за углом от дома художника и его семьи. Как вам нравится это совпадение? Где Гиллеспи, там и она! Вдобавок она так старательно помогает семье и даже спасает жизнь матери мистера Гиллеспи.

По мнению Эйчисона, так я начала воплощать свой тайный замысел по внедрению в семью Гиллеспи.

— Но отвратительнее всего то, что, втираясь в доверие к семье, мисс Бакстер одновременно начала ее разрушать. Ее мишенями стали все приближенные к Неду Гиллеспи, особенно те, к кому художник питал особенно нежные чувства. Любимая проказница-дочь вдруг загадочным образом пристрастилась к опасным выходкам. Характер Сибил Гиллеспи заметно ухудшился после появления Гарриет Бакстер — снова совпадение? Кто на самом деле был в ответе за все бесчинства в доме Гиллеспи: пропажу и порчу вещей, яд в чаше для пунша, непристойные рисунки на стенах? Джесси Маккензи застала мисс Бакстер при странных обстоятельствах, связанных с рисунками. Случайность ли это? Была ли Сибил неуправляемым ребенком или ее необоснованно обвиняли и наказывали, доводя до безумия?

Прокурор не унимался: теперь он заявил, что при помощи дьявольских методов я надеялась посеять в семье раздор. Надо сказать, я с трудом узнавала себя в его описании.

— На смену мелким уловкам постепенно приходили более серьезные, пока мисс Бакстер напрочь не утратила всякое представление о морали. — Эйчисон призвал нас представить себе групповой портрет семейства и его близких друзей. — И вот персонажи этой картины стали по одному исчезать. Сначала уехал брат — в неизвестном направлении, вероятно, в Италию. — Опять же, подумалось мне, упоминание о Кеннете было неуместным, поскольку его имя не звучало на процессе. — Сестра и лучший друг поженились и отправились в Африку. Дочь лишилась рассудка от несправедливых обвинений. И наконец, господа, апофеоз злобы и бессердечия — неизвестные похищают и убивают вторую дочь.