Георгий был удивлен, увидев Убертино в дверях своей кельи. Однако монах не спросил ученика, почему тот все еще в Константинополе. Он лишь отодвинул в сторону пюпитр с книгой и жестом пригласил Убертино садиться.

Георгий пристально поглядел на юношу, которого не видел уже некоторое время. С каким-то непроницаемым выражением он изучал лицо Убертино, который, казалось, стал старше лет на пять. Что же касается самого монаха, то он, по мнению итальянца, совершенно не изменился. Юноша почувствовал облегчение оттого, что монахи-греки прекратили свои яростные тирады и проповеди.

— Где ты теперь?

Убертино сказал, что он защищает Пигийские ворота. Монах ответил медленно, глухим голосом:

— Ты, конечно, понимаешь, что петля затягивается. Начались перебои с продовольствием. Наша последняя надежда теперь — снабжение из Перы. Но не все жители Галаты одобряют такую помощь.

Юноша, служивший в отряде венецианцев, слышал такие известия. Он молча кивнул.

— Сегодня утром приходил посол султана. Он бросил якорь в порту на Мраморном море, так что большинство людей не знают об этом. Посол Исмаил-Бей — грек, обратившийся в ислам. Султан предложил снять осаду, если ему будет выплачено 100 000 золотых и если император отречется от трона. Император отказался.

Этого Убертино не знал. Константин иногда выходил на стену, чтобы выразить благодарность защитникам. Император был того же возраста, что отец Убертино. Молодой студент вспомнил царственную манеру византийского владыки, его сердечные слова. Он едва ли мог упрекнуть Константина за это решение.

После этого учитель и ученик больше не говорили о войне. Они поняли, что каждый останется при своем мнении. Поэтому они заговорили о философии. Убертино словно перенесся в дни, когда он только что приехал в Константинополь, юноша наслаждался этим ощущением. Он ушел из монастыря, лишь когда зазвонили к вечерне. Как обычно, Убертино бегло попрощался с учителем. Георгий только тепло улыбнулся и ничего не сказал.

Император снова доверил Франдзису сложнейшую задачу: разобраться с нехваткой продовольствия, вызывавшей все более и более громкие жалобы у людей. Прокормить тридцать пять тысяч жителей, а также три тысячи иностранных солдат (всего около сорока тысяч ртов) стало нелегкой задачей. После прибытия четырех кораблей 20 апреля всякая помощь из внешнего мира подошла к концу. Еда, поставляемая генуэзцами из Перы, тоже обходилась недешево. По мере того как османы усиливали свой контроль над местностью, окружавшей колонию, жители Галаты стали сами испытывать сложности с получением товаров извне. Тех коров и овец, которые содержались в Константинополе, можно было не брать в расчет. Огороды в это время года давали слишком мало еды, чтобы что-то изменить.

Франдзис явился к императору и сообщил ему, что государственных средств не хватит. У них не оставалось выбора, кроме как обратиться с просьбой о пожертвованиях к церквям, монастырям и богатым гражданам, а затем на эти деньги попытаться закупить как можно больше пшеницы, распределив ее поровну между всеми семьями.

Константин одобрил этот план, и Франдзис немедленно приступил к работе. Сумма, которую им удалось собрать, оказалась намного ниже, чем ожидалось. Император снова погрузился в мрачное настроение — он не мог больше слышать мольбы людей о помощи.

Тем временем обстрел продолжался. Хотя «большой медведь» время от времени замолкал из-за какой-нибудь неисправности или взрыва, «медвежата», с которыми было легче управляться, продолжали реветь, не переставая ни на день. Но так как враги не предпринимали прямых атак, убитых не оказывалось. С течением времени грохот пушек стал восприниматься как странный контрапункт звону колоколов, отбивавших часы. Люди в городе привыкли к такому положению вещей, они почти забыли свой страх перед атаками. Осада продолжалась уже месяц.

Утром 3 мая Константин XI призвал к себе посла Минотто и адмирала Тревизано, приняв их в обществе одного лишь Франдзиса. Сорокадевятилетний император, время от времени поглаживая свою седеющую, но прекрасно подстриженную бороду, заговорил с ними серьезно, но приветливо.

26 января Минотто отправил в Венецию гонца, везущего просьбу императора о военной помощи. Он сказал, что посол прибудет в Венецию самое большее через два месяца, но к началу апреля, когда турки осадили Константинополь, никакого ответа не поступило. Однако имелись сведения, что Венеция начала собирать флот. Император сказал, что этот флот скорее всего сейчас приближается к Константинополю. Нельзя ли отправить гонца, чтобы сообщить его командиру о том, что ситуация не терпит промедления, и просить поспешить?

Минотто и Тревизано с готовностью согласились выполнить эту просьбу.

В ближайшую ночь около полуночи цепь, закрывавшая залив, была опущена. Корабль с командой из двенадцати добровольцев (все они были венецианцами) выскользнул из порта. Это было небольшое двухмачтовое судно, которое могло идти и под парусами, и на веслах. На тот случай, если его заметит враг, судно шло под османским флагом, а матросы команды надели тюрбаны и кожаные одежды, похожие на турецкие. Им удалось проскочить мимо турок незамеченными и в самый нужный момент поймать сильный ветер, который быстро понес их на юг. Судно скрылось из виду.