Шрифт:
Я сделал шаг назад.
Тишина была потрясающая.
Твердым шагом я прошел за кулисы. Публика по-прежнему безмолвствовала.
Коллега нашептывал что-то в ухо даме Беллини. Я встал рядом с ней, продолжая наблюдать за публикой. В глазах людей читалось непонимание, они искали поддержки на сцене, устремляя взгляды к письменному столу модератора. Там сидел Визгюр, беспомощно открывая и закрывая рот, не в силах придумать остроумного прощания. Именно эта явная его растерянность и вызвала в конце концов бурю хохота. Не без удовольствия я следил за этим круглым неумехой, выдавившим из себя жалкое “До новых встреч, и не забудьте включить нашу следующую программу”. Беллини встрепенулась. Почуяв в ней неуверенность, я решился ободрить ее.
– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал я.
– Неужели? – удивилась она.
– Конечно, – подтвердил я, – у меня тоже однажды было такое. Мы тогда впервые сняли здание цирка Кроне в Мюнхене и не знали еще…
– Простите, – перебила она, – мне звонят.
Она отошла в уголок кулис и прижала к уху маленький телефон. То, что она слышала, похоже, ей не нравилось. Я как раз пытался расшифровать выражение ее лица, когда почувствовал на моей форме чью-то руку. Это Визгюр пытался оторвать мне ворот. В лице его больше не было ничего веселого. В очередной раз я с болью отметил отсутствие моих эсэсовцев, когда он вжал меня в кулисы и сквозь зубы прошипел:
– Ты, сука, не смеешь здесь присоединяться к каким-то там ораторам!
Краем глаза я увидел, что к нам бегут охранники. Визгюр еще раз прижал меня к стене, но сразу отпустил. Его голова стала пунцового цвета. Потом он обернулся и завопил:
– Что это за хитрожопое говно? Я думал, у него нормальная наци-программа!
Не понижая голоса, он обратился к стоявшему рядом с нами бронировщику отелей Завацки:
– Где Кармен? Где? Эта? Кармен?!
Дама Беллини подошла быстрым шагом, бледная, но подтянутая.
Я прикинул, можно ли в этот момент рассчитывать на ее безоговорочную верность делу, но не смог дать однозначный ответ. Она производила успокоительные пассы руками и открыла было рот, но ей не удалось ничего сказать.
– Кармен! Наконец! Это какое-то чудовищное говно! Ты это видела? Ты это видела? Что это за урод? Ты мне сказала: я делаю своих иностранцев, он делает свою нацистскую фигню. Ты сказала, он будет со мной спорить! Будет возмущаться турками на телевидении или типа того! А это? Что значит “сторонник движения”? Какого движения? Почему сторонник? В каком я сейчас виде?
– Но я же тебе говорила, что он совсем другой, – отозвалась Беллини, которая удивительно быстро обрела прежнее спокойствие.
– Да мне наплевать, – кипятился Визгюр, – я заявляю прямо сейчас: эта свинья больше не появится в моей передаче! Он не держит слова! Я не позволю этому скоту угробить мою передачу!
– Успокойся, – сказала Беллини своим привычным мягким, но убедительным голосом. – Все прошло не так плохо.
– Все в порядке? – спросил один из двух охранников.
– Да-да, – успокоила их дама Беллини, – у меня все под контролем. Остынь, Али.
– Я не собираюсь остывать! – пронзительно заголосил Визгюр и ткнул пальцем в меня чуть пониже портупеи. – Ты мне здесь не будешь мешаться, дружок! – Он как дятел стучал указательным пальцем по моей груди. – Думаешь, пришел сюда со своей идиотской гитлеровской формой и с такими прямо непонятными приемчиками, но я скажу тебе – в этом ничего нового, это старье. Ты – любитель. Как ты думаешь, чем ты здесь занимаешься? Придешь и усядешься на все готовое? Нет, дорогой, забудь! Если у кого-то здесь есть сторонники, так это у меня! Это моя публика, это мои поклонники, а ты иди-ка отсюда вон! Жалкий любитель, ты, и твоя форма, и твоя программа – это полное говно. Иди выступай с этой ерундой в пивную или в союз стрелков, а я тебе говорю: из тебя ничего не выйдет!
– Мне ничего и не надо, – невозмутимо ответил я. – За мной стоят миллионы немецких соотечественников, которые…
– Заткнись наконец! – завизжал Визгюр. – Это уже не передача! Хочется меня провоцировать? Не выйдет! Не получится! Меня!! Провоцировать!!!
– А ну успокойтесь, – повысила голос Беллини. – Оба. Конечно, это надо еще доработать. Тебе не помешал бы небольшой тюнинг. Но в общем было совсем неплохо. Что и требовалось – нечто новое. Теперь давайте успокоимся и посмотрим, что скажут критики…
Если в этом новом времени я когда-либо и был полностью уверен в истинности моего призвания, то именно в данный момент.
Глава XV
Истинный фюрер являет себя именно в моменты кризиса. Когда он демонстрирует стальные нервы, безоговорочную решимость, хотя весь мир против него. Если бы у Германии не было меня, никто не вошел бы в Рейнскую область в 1936 году [43] . Все дрожали, мы ничего не смогли бы поделать, если бы противник решился на удар. У нас было всего пять дивизий, а у одних только французов в шесть раз больше – и все же я осмелился. Никто не сделал бы этого, кроме меня, и я внимательно следил, кто в то время встал рядом со мной, обеими ногами или всей душой, с мечом в руке, бок о бок.
43
По Версальскому договору Рейнская область, граничащая с Бельгией и Францией, была объявлена демилитаризованной зоной, где Германии запрещалось иметь войска, чтобы она не могла внезапно напасть на Францию. В марте 1936 года по приказу Гитлера туда вошло несколько батальонов.