Шрифт:
Она призадумалась. Вновь зажегся свет. Подождав, пока утихнут аплодисменты, я предложил:
– Давайте подойдем к столу с картами!
Справа в студии мы воссоздали старый стол из “Волчьего логова”. Я заказал для него большую и красивую рельефную карту мира.
– А почему, кстати, – на ходу спросил я, – ваша партия последнее время отказывается от опыта, от знаний бывшего военного министра Фишера?
– Йошка Фишер никогда не был министром обороны, – грубовато возразила она мне.
– Вы правы, – согласился я, – я никогда и не считал его министром обороны. Оборонять можно лишь территорию рейха, а Косово к ней не принадлежит. Аннексия не имела бы никакого смысла ввиду удаленности данной области. Или вы считаете иначе?
– Аннексия Косово никогда и не обсуждалась! Речь шла о противодействии этническим чисткам… Я не собираюсь вам сейчас разъяснять причины интервенции в Косово. Тогда нельзя было оставаться в стороне!
– Кому вы это говорите, – серьезно сказал я. – Вы абсолютно правы, альтернативы не было, как не было ее и в 1941 году. А чем, кстати, занимается сейчас этот Фишер?
Ее глаза забегали – очевидно, она выбирала между обсуждением нынешних умонастроений господина Фишера и сравнительным анализом балканской политики за последние семьдесят лет.
Она выбрала первую тему.
– Главное, что у зеленых нет причин беспокоиться о нехватке талантов в своих рядах. Йошка Фишер был и остается важной персоной в истории нашего движения, но сейчас ему на смену пришли другие.
– Например, вы?
– Например, среди прочих я.
Тем временем мы уже стояли у стола с картой. По моей просьбе флажками на ней были отмечены места действия бундесвера.
– Позвольте спросить, как зеленые представляют себе победоносное завершение наших операций в Афганистане?
– Что значит победоносное завершение? Военные действия там должны быть как можно быстрее окончены. Это ведет лишь к росту насилия…
– В Афганистане для нас нет никакой выгоды, я считаю точно так же. Что нам там делать?
– Подождите, – сказала она, – но…
– Только не надо говорить мне, что вы опять сомневаетесь в моих мотивах. Не надо говорить мне, будто только вам можно уходить из Афганистана, а я должен там оставаться!
– Я не уверена, буду ли вообще еще что-нибудь говорить, – ответила она и нервно обвела глазами студию.
Ее взгляд остановился под столом:
– Там почему-то стоит портфель, – высокомерно сказала она. – Так и задумано?
– Наверное, кто-то забыл, – отмахнулся я. – А где, кстати, фон Штауффенберг?
Портфель под столом был моей идеей. Я действительно вспомнил это происшествие, посещая “Волчье логово”. Я также предложил, чтобы он стал постоянным элементом программы. Как и проход через студию к столу. Портфель, по моему мнению, надо заново прятать для каждого гостя.
– Раз уж мы с вами нашли общий язык касательно вывода войск из Афганистана, – произнес я, наклоняясь над картой, – признайтесь мне под конец: если зеленые получат власть, какую страну они планируют аннексировать в первую очередь?
– Портфель тикает, – испуганно сказала Кюнаст.
Это уже была идея Зензенбринка. Впрочем, ему в голову она пришла на секунду раньше, чем мне.
– Не говорите глупостей, – попенял я ей. – Портфели не тикают. Портфель – это не будильник. Итак, какую страну вы назвали?
– И что оттуда вылетит? Конфетти? Или мука? Сажа? Краска?
– Господи, ну так посмотрите сами!
– Да уж, вам бы этого хотелось. Но я не сумасшедшая!
– Тогда вы ничего и не узнаете, – ответил я. – Зато мы узнали кое-что весьма интересное о вашей очень симпатичной партии. Большое спасибо, что вы к нам зашли. Госпожа Ренате Кюнаст!
Во время аплодисментов я посмотрел за кулисы. Там стояли Зензенбринк и дама Беллини. Они попеременно то хлопали, то показывали кулаки с отогнутыми большими пальцами.
Это вызывало приятные чувства.
Глава XXXI
Самое важное, чему я научился за мою жизнь политика, – это правильная оценка репрезентативных обязанностей. По сути, я всегда презирал зависимость от покровителей, но тем не менее политику ради будущего страны часто приходится в этом аспекте прыгать выше головы. Быть может, публичные рукопожатия, признание столпами общества и притягательны для некой касты политических актеров, которые путают жизнь на публике с жизнью для публики, жизнью для нации и для маленького человека, с трудом наскребающего себе на еду и платье. И если посвятить всего пятнадцать минут новостям в телевизоре, то непременно увидишь полдюжины лакеев, пресмыкающихся перед важной особой. Это всегда вызывало у меня отвращение, и я мучительно принуждал себя к разным визитам вежливости только во имя дела, во имя партии, когда речь шла о немецком народе, о сохранении расы или о новом “мерседесе”.