Итак, общность функций объединяет исследуемые социальные и когнитивные явления, в связи с чем и те, и другие могут быть охарактеризованы как нормы.

Далее мы рассмотрим особенности социальных языковых норм, раскрывающиеся в сравнении с другими социальными нормами, и охарактеризуем когнитивные языковые нормы через понятие категории.

Нормы литературного языка [44] , представляющие собой традиционные и одобряемые обществом реализации возможностей системы, могут быть рассмотрены в ряду норм социальных. Признание этого факта не является новым для лингвистики (так, авторы монографии «Основы теории речевой деятельности» [121], указывая на принципиальное сходство норм поведенческих и языковых, предлагали определять последние через понятия конвенциональной роли и социальных экспектаций), однако систематическое описание языковой нормы в этом аспекте до сих пор не было предпринято. Разумеется, перенос на лингвистическую почву достижений социологии не может осуществляться буквально, однако социальный характер норм языка позволяет делать обобщения.

Как и другие социальные нормы, нормы языковые:

а) имеют своим источником традицию.

В социальном опыте носителей языка складывается традиция употребления тех или иных языковых средств, которая становится предпосылкой формирования нормы – «совокупности наиболее устойчивых традиционных (курсив мой. – Н. Ф.) реализаций языковой системы, отобранных закрепленных в процессе общественной коммуникации» [149, с. 337]. Как указывал еще Ф. де Соссюр, традиционность – один из важнейших признаков языкового знака: «Именно потому, что знак произволен, он не знает иного закона, кроме закона традиции, и только потому он может быть произвольным, что опирается на традицию». Исторический характер языка, «солидарность с прошлым давит на свободу выбора» (цит. по [114, с. 550]). В современном языкознании под языковой традицией (иначе – сохраняемостью нормативных явлений в истории языка) понимают адекватность усвоения языковых явлений новым поколением носителей языка [89, с. 83].

б) порождают систему запретов.

В общенародном языке, его нелитературных разновидностях почти всегда, а в литературном языке регулярно норма имеет запрещающий характер. «Так не говорят», «нельзя», «не следует», «не рекомендуется» – часть вариантов, вполне соответствующих системе, запрещена нормой, словно табуирована;

в) конкретизируются в понятиях правила, предписания, порядка, образца.

Своеобразное понятийное поле языковой нормы можно представить, работая с классическими определениями феномена [45] . В толкованиях обнаруживаются частные понятия поля нормы: правило, регламент, традиция, порядок, образец, установление, социальное одобрение и др. В рамках так называемого культурно-речевого подхода сущность нормы усматривается именно в предписании, следование которому социально одобряемо;

г) социально и семиотически закрепляются в культуре, причем в процессе становления и развития нормы происходит смена таких этапов, как хабитуализация (установление привычки) и кодификация (семиотическое закрепление нормы).

Нормализационные процессы, подчеркивается в монографии «Общее языкознание», представляют собой единство стихийного отбора и сознательной кодификации явлений, включаемых в норму [114, с. 574]. Результат стихийного отбора запечатлен в речевых привычках социума. В данном случае мы имеем дело с социально закрепленными нормами-схемами, встроенными в речевую деятельность носителей языка. Сознательная кодификация нормы осуществляется через ее семиотическое закрепление в специальных источниках: словарях, справочниках, хрестоматиях, эталонных текстах и др. «История литературной нормы – это история языковой традиции, действующей в рамках структурных возможностей языковой системы и опирающейся, вместе с тем, на процессы сознательного регулирования отдельных способов и форм традиционной реализации языка» [114, с. 580];

д) развиваются в связи с историей принявшего их социума.

Так, центры общественной жизни государства, как правило, являются и центрами формирования языковых норм; историческое взаимодействие территорий, межэтнические контакты могут явиться фактором, определяющим специфику нормы; некие слои населения выступают как эталонные носители нормы; смена идеологии, государственного строя (например, от демократии к тоталитаризму или наоборот) влечет за собой изменение нормы; социальные катаклизмы изменяют круг носителей нормы и т. д. Таким образом, рассмотрение языковой нормы в связи с историей социума правомерно и продуктивно;

е) могут стать отклонением от нормы.

Частноисторический аспект развития нормы, представленный историей отдельных норм, как и для прочих норм, для норм языка характеризуется изменением отношения «норма – не-норма». «Норма как динамический процесс есть выбор инварианта из многих вариантов, выработанных системой в ее развитии» [72, с. 8]. Любой учебник по культуре речи содержит многочисленные показательные примеры смены нормативного статуса явлений: из «запрещено» через «допустимо» в «рекомендуется» и наоборот;

ж) имеют в своей структуре такие компоненты, как императив и диспозиция, соотношение которых определяет жесткость нормы.

Языковая норма с доминирующим императивным компонентом действует как непреложное правило, маркируя один вариант, предложенный системой, как единственно правильный, другие – как безусловно неправильные. Норма с выраженным диспозитивным компонентом позволяет выбирать из нескольких допустимых вариантов, при этом сферы нормирования различаются по степени жесткости действующих норм (ср., например, орфографические, пунктуационные нормы, с одной стороны, и лексические – с другой). Заметим также, что поле нормы градуируется: «норма определяет не только внешние границы литературного языка, но и устанавливает разного рода градации внутри правильных нормативных реализаций» [114, с. 569]. Такое положение дел находится в полном соответствии с тезисом о норме как

о границах, задающих диапазон допустимых отклонений;

з) регулируют деятельность человека.

Регулятивная функция связана с предписывающим характером нормы, которая устанавливает правила употребления языковых единиц, регулирует это употребление. Регулирующий характер позволяет языковым нормам формировать ожидания участников коммуникации. Так, от носителя литературного языка ожидают хотя бы относительно правильной речи, а формы типа ложит, текет и подобные обманывают ожидания. Подобные нарушения могут повлечь за собой негативные для говорящего социальные последствия. Разумеется, это не уголовная ответственность, однако и социальное неодобрение может быть весьма неприятно. Заметим, кстати, что забота о повышении культуры речи наших современников заставляет политиков разрабатывать систему мер против нарушителей норм, например, внедрять штрафные санкции. Иными словами, используется устоявшаяся социальная система наказаний. Осознание нормы и последствий ее нарушения регулирует поведение человека «изнутри». В этом аспекте языковая норма – форма самоконтроля говорящего, соотнесенная с его представлениями об ожиданиях других членов группы относительно особенностей его речи [121, с. 306]. Таким образом, в зависимости от того, «извне» или «изнутри» осуществляется контроль, можно выделить частные разновидности регулятивной функции – санкционирующую и самоконтроля;