– Требований о выкупе не поступало?

– Нет. Именно этого и ждет ФБР. То есть мне кажется, что все дело в этом. Я богат. А кто-то просто хочет денег. Что скажете?

– Ничего утверждать не могу, но это определенно мотив. Думаю, для начала информации достаточно. Только у меня еще один вопрос. – Я посмотрела на врача взглядом Алекса Требека [5] – сочувствующим и высокомерным одновременно. Наверное, у Алекса такой взгляд потому, что он заранее знает ответ на вопрос в последнем туре «Своей игры» [6] . Прямо как я сейчас. – Доктор Йост, иногда нас посещают предчувствия. Что-то вроде внутренних инстинктов. С вами такое бывает?

На его лице отразилась боль, и он опустил голову:

– Бывает.

– А сейчас? Чувствуете ли вы, что ваша жена где-то там с нетерпением ждет, когда вы ее найдете?

Не отрывая глаз от пола, он покачал головой:

– Хотелось бы верить, что так и есть, но я уже ничего не знаю.

И снова неправильный ответ. В последнем туре «Своей игры» он бы с позором продул. Ошибки во временах глаголов, тот факт, что он не знает, был ли включен сотовый его жены (если бы он действительно ее искал, то знал бы это наверняка), и то, что за весь разговор он ни разу не назвал жену по имени, – все это создавало образ богатенького доктора, чьи руки по локоть в крови. Упрямый отказ называть жену по имени говорил о том, что он уже не видел в ней живого, дышащего человека. Конечно, это вовсе не доказывает, что миссис Йост действительно нет в живых, но все же это мощная зацепка. Или так, или он намеренно пытается не видеть в жене личность, чтобы поскорее выбросить ее из головы.

Но последний штрих к портрету заключался в том, что люди, у которых пропали жены, мужья или дети, из последних сил отчаянно цепляются за веру, что их любимые все еще живы. Тем более, если с исчезновения прошла всего неделя. Порой даже увиденные собственными глазами останки не помогают смириться с очевидным. Люди просто не могут проститься со своими близкими. Но тот, кто убил свою жену, никогда не сможет по-настоящему испытать эту надежду, как бы мастерски ни притворялся. И это означало, что миссис Йост скорее всего мертва. Однако я не намеревалась делиться с доктором своими подозрениями о том, что он виновен, как воскресный грех. Хотя бы потому, что могла ошибаться. Если она жива, мне понадобится время, чтобы ее найти, пока он не завершит начатое.

– Понимаю, - сказала я. – Но я хочу, чтобы вы не теряли надежды, что с ней все в порядке.

Йост посмотрел на меня полными фальшивой печали глазами.

– Значит, вы беретесь за это дело? – спросил он, просияв.

Как же иначе? Скорбящий муж, делающий все возможное, чтобы найти свою жену, вызывает меньше подозрений.

– Откровенно говоря, доктор Йост, учитывая, что ФБР уже над этим работает, я не знаю, что еще могу сделать.

– Но ведь что-то же можете? Если дело в деньгах, я выпишу чек прямо сейчас. – Он достал из портфеля чековую книжку и похлопал по нагрудному карману в поисках ручки.

Я покачала головой:

– Дело вовсе не в деньгах. И я не хочу брать ваши деньги, если ничего не смогу сделать. – Он понимающе кивнул, и я продолжила: - Дайте мне пару дней. Если я решу, что смогу помочь вашей жене, я вам позвоню.

– Хорошо. – Его лицо вспыхнуло надеждой. – Значит, позвоните?

– Разумеется. – Проводив его к двери, я положила руку ему на плечо. – Обещаю, я сделаю для нее все возможное.

Он печально улыбнулся:

– А я заплачу любые деньги.

Я смотрела, как уходит добрый доктор, потом выждала целую невозможную секунду и повернулась к Куки, закатив глаза:

– Этот человек виновен, как мой бухгалтер.

Она открыла рот:

– Виновен? А по виду не скажешь.

– Та же фигня с моим бухгалтером, - отозвалась я, вороша бумаги на ее столе.

Куки шлепнула меня по руке:

– В чем виноват твой бухгалтер?

Перед тем, как ответить, я пососала тыльную сторону ладони:

– Уклоняется от налогов.

– Твой бухгалтер уклоняется от налогов?!

– Зачем еще мне платить кому-то, кто разбирался бы с моими налогами? Короче говоря, он, - я указала пальцем за плечо на дверь, - виновен. И у нас еще одна пропавшая жена. Сезон у них, что ли?

Всего пару недель назад мы раскрыли дело об исчезновении женщины. В процессе меня похитили, пытали, в меня стреляли, и я едва не подвела под монастырь Гаррета, Куки и нашу клиентку. А вообще неплохая выдалась неделя. По крайнее мере так я говорила самой себе.

– Итак, он виновен. Это значит, что его жена мертва?

Со статистикой я знакома. И девяносто пять процентов требовали громко ответить «да». Но я отказывалась работать с такими предположениями.

– Ну, это еще нужно выяснить. А парень хорош. Всего пару раз спутал времена глаголов, что навело меня на мысль: он знает, что его жены нет в живых. А еще он ни разу не назвал ее по имени.

– Это плохо, - обеспокоенно заметила Куки.

– Если бы я не чуяла вину из каждой его поры, то купилась бы на всю эту ложь.

– А я купилась.

Я признательно улыбнулась:

– Ты всегда покупаешься. Потому что видишь в людях только самое лучшее. Поэтому мы так замечательно ладим. Сквозь мое обаяние и поразительную красоту ты просто-напросто не можешь разглядеть настоящую меня.

– Еще как могу. Но мне всегда было ужасно жаль умственно отсталых. Мне кажется, вы, ребята, заслуживаете такого же шанса на нормальную жизнь, как и все остальные.