— Не плачь, девочка, уж этим ты точно ничего не изменишь. Не плачь.

Нина постепенно успокоилась и в поисках защиты прижалась к матери, снова превратившись в маленькую девочку.

— И ты действительно не хочешь мне сказать, что тебя печалит?

Дочь отчаянно затрясла головой.

— Ну, тогда я тебе сама скажу: мне кажется, ты влюблена. В последнее время все говорит мне об этом. Я уж даже с отцом это обсуждала. Только мы никак не можем догадаться, в кого именно, поэтому так ни до чего и не договорились. Ну так кто он?

— Я не могу этого сказать.

Ана опять принялась ласково гладить дочку:

— Значит, мое предположение верно: ты влюбилась. И, насколько я могу судить по твоему виду, не слишком удачно. Поэтому вот что я тебе скажу: кто бы он ни был, выброси его из головы. Вероятно, он тебя не достоин.

— Что ты, мама, еще как достоин! Он самый благородный, самый умный человек из всех, кого я знаю!

— Кто бы это мог быть? Твое описание не подходит ни к одному соседскому парню.

— Он не соседский парень.

Рука Ана замерла.

— Не из соседей? Бог ты мой, ну скажи же наконец, кто это!

— Это… Это Витус, — наконец собралась с духом Нина.

— Витус? — Ана не сразу сообразила, кого имела в виду дочка. Потом тихонько засмеялась. — Витус? Кирургик? Ты шутишь, девочка. Ведь Витус вернулся всего день или два назад. Иначе ты бы встретила его в Камподиосе. Как же ты могла успеть влюбиться в него за такое короткое время?

— Это Витус, и он уже три недели в монастыре. Я люблю его, а он меня нет.

После того как Нина произнесла вслух имя любимого, ее буквально прорвало. Она подробно описала события последних недель, а Ана слушала ее, не перебивая.

Когда Нина, всхлипнув, замолчала, мать прижала ее к себе и горестно вздохнула:

— Мое бедное дитя, как мне тебя жалко! Витус, конечно, замечательный молодой человек, словно созданный для тебя, но он живет в Англии, и, как поговаривают, даже в настоящем замке. Наверняка он скоро вернется туда. Забудь его, если сможешь.

— Но я люблю его, мама, я так его люблю! — Из глаз Нины снова полились безудержные потоки слез.

Ана была бессильна утешить ее.

— Хороший врач сам готовит свои лекарства, — назидательным тоном произнес Витус. — Это относится и к мазям, особенно глазным. Я принес тебе сегодня ungentum.Впрочем, это не похоже на мазь. Вот, смотри.

Он поднял повыше предмет, напоминавший восковую палочку. На ней была выдавлена надпись:

VITUS SEPLASIUM AD CLARITATEM OCULI

Нина пробурчала себе под нос:

— «Мазь Витуса для ясности глаз».

— Правильно, — кивнул он.

— Ну и как же наносить такую мазь? Ведь эта штука совсем не жидкая?

— Верно. Она твердая, чтобы ее было легче возить с собой. Жидкая глазная мазь потребует закрывающегося сосуда, а крышки имеют обыкновение открываться. А такому collyrium [66] это не грозит. А теперь к вопросу о применении: надо просто отломить кусок и растворить его в яичном белке. Если ты посмотришь внимательнее, то обнаружишь здесь с краю еще два слова: EX OVO [67] .

— Такого я еще никогда не видела.

— Неудивительно. В старые времена глазные мази были широко распространены, но сегодня едва ли найдется врач, который возит их с собой. Твой покорный слуга исключение. — Он взял в руку вторую восковую палочку и протянул ей в надежде, что Нина склонится к нему и их головы сомкнутся. Однако она не сдвинулась с места, а вместо этого неожиданно спросила:

— Когда ты возвращаешься в Англию?

— Возвращаюсь в Англию? Почему ты об этом заговорила? — На самом деле, мысль пуститься в долгий путь к берегам Британии несколько раз приходила ему в голову, но он все время гнал ее прочь. Если быть честным, причина, которая удерживала его здесь, звалась Нина и сидела сейчас рядом с ним.

Прошла уже неделя с того дня, как он начал лечить катар желудка у Аны, и, слава Богу, ей полегчало. Но он не мог отделаться от ощущения, что именно с того дня что-то изменилось в Нине. Она уже не выглядела так естественно, стала недоступной и замкнутой. Витус не мог сказать, в чем это проявлялось, но был уверен, что не ошибся.

— Так когда?

— Что, прости? Ах да, ты спросила, когда я собираюсь назад в Англию. Ну, честно сказать, я не слишком тороплюсь. Уроки с тобой доставляют мне так много радости. — Своей последней фразой он надеялся расшевелить ее, но Нина никак не отреагировала.