Пиковский Илья
Шрифт:
Упоминание о «Вольво» и театре смягчило сердце строптивого прораба и он нехотя кивнул головой.
В течение недели общежитие ободрали, как липку: сорвали обои, полы, оконные рамы, трубы, сняли унитазы и отливы и оставили голый остов, обдуваемый семи ветрами. Директор был приятно удивлён темпами строительства.
Но тут грянул гром.
Прораб Толик, который остро ревновал свою любовницу к Берлянчику, ушёл в другую фирму, забрав Тому и почти всех рабочих.
Таким образом, приехав однажды на стройку, Берлянчик застал голый остов общежития с пустыми глазницами окон и мёртвую тишину.
Это отнюдь не обескуражило Берлянчика. Он сознавал долю своей вины в мотивах поведения прораба, но нисколько не сожалел об этом, так как считал, что любовные радости имеют божественное начало и не подлежат никаким сомнениям или самоедству — их надо принимать безоговорочно вместе с теми неприятностями, которые обычно следуют за ними. Кроме того, есть люди, которые чувствуют себя вполне комфортно только в экстремальных ситуациях. Берлянчик принадлежал именно к такой категории людей.
Он умел, как кошка, быстро стать на ноги, находясь в перевёрнутом состоянии, и в любой, казалось бы, безвыходной ситуации мобилизовать усилия в единственном верном направлении. «Велосипед, — говорил он себе в подобные минуты, — устойчив только на ходу!»
Он тут же созвал учредителей «Бума» и объяснил им ситуацию. Петя Димович сразу заявил, что он сидел в одной камере с неким Белохвостовым, который сейчас крупный милицейский чин, и предложил устроить Толику разгромную проверку. Газецкий предпочёл обратиться за помощью к бандитам. Гаррик Довидер посоветовал не тратить время на бандитов и налоговиков, которые вряд ли поправят положение, а срочно подыскать нового прораба.
— Ты хочешь сказать, что у тебя есть кто-то на примете? — спросил Берлянчик.
— Да.
— Но сроки, сроки.
— Будут сроки. Я это гарантирую.
— Кто же этот молодец?
— Одна старушка.
— Гаррик, прибереги свои остроты для Любаши.
— Но, Додик, я вовсе не шучу. Это Белла Васильевна, прораб на пенсии. Если ты глянешь на неё, то поймёшь, что твои китайцы под открытым небом не останутся.
Берлянчик растерянно посмотрел на друга, не зная, что сказать. Но от Довидера исходила такая спокойная уверенность, что, в конце концов, он согласился встретиться с прорабом.
Друзья немедля созвонились с Беллой Васильевной и отправились к ней домой. Белла Васильевна встретила их в чёрном шёлковом халате с белыми павлинами и лакированных туфлях-лодочках. У неё были густые рыжие волосы, медь которых пятнами покрывала её лицо в виде огромных колоний веснушек. На руках она держала пушистого кота.
— Чем обязана вашему визиту? — спросила она голосом, похожим на визг пилорамы, и уселась с котом в кресло.
Услышав её голос, Берлянчик сразу успокоился и незаметно подмигнул товарищу, который расцвёл в самодовольстве.
— Белла Васильевна, — сказал Берлянчик, усаживаясь на стул, хотя такого приглашения не поступало. — Есть небольшая халтура...
— Что значит — небольшая? — уточнила хозяйка, быстрым щипком отлавливая в кошачьей шерсти блоху.
— Реконструкция домика.
— Сколько этажей?
— Девять.
— Ого!
— Разбирать его не надо. Это уже сделано. Надо только завершить ремонт.
Белла Васильевна перестала ловить у кота блох и уселась поудобней в кресле.
— Нет, нет! Ну что вы, мне уже это не под силу. При моём букете-то: панкреатит, гипертония, камень в жёлчном пузыре, сердце — да что там говорить!
— Беллочка, — вмешался Гаррик и тоже сел, и опять без приглашения. — Там приличные условия. Вы же знаете, что иначе я бы вас не потревожил.
— Что значит — приличные? — спросила Белла Васильевна, снова возвращаясь к своему занятию — ловле блох.
— Пятьсот в месяц, — сказал Додик.
— Это в гривнах?
— В долларах.
Жгуче-веснушчатое лицо Беллы Васильевны с водянистыми глазками, густо обведёнными чёрной тушью, приняло сонное выражение.
— Гипертония, — задумчиво сказала она, — с этим можно жить... Ладно, бог с ней! Я пью энап, он мне помогает. Но панкреатит... Берлянчик быстро понял, что надо набавлять.
— Шестьсот.
— Хотя, впрочем… С этим тоже можно продержаться: строгая диета, гистак — уколы, контрикал... Но вот сердце — оно может подкачать...
— Семьсот пятьдесят, — сказал Берлянчик, полагая, что выкупает все болезни сразу. — Белла Васильевна, такие деньги полностью обновляют организм. Я знаю это по себе.
На лице веснушчатого прораба появилось выражение торговки:
— А камень в жёлчном пузыре?
— Ладно, тысяча! — согласился Додик, принимая камень в жёлчном пузыре по цене хорошего бриллианта. Белла Васильевна вздохнула: