— Он что сказал?

В голосе мальчика сквозило удивление.

— Он хочет, чтобы ты работал на него.

Джоани знала, что будет дальше, но все же попыталась. Во всяком случае, если он согласится работать на Пола, она будет знать, где он находится и чем занимается.

— Ты поговори с ним, он не такой уж плохой…

— Пошли его подальше!

Красивое лицо Джон-Джона исказила гримаса. Он пытался осмыслить, что это накатило на давшую ему жизнь женщину, раз она предлагает ему подобную глупость.

— Не разговаривай так со мной! Я лишь передала то, что он просил. Во всяком случае, он не такой плохой мужик.

— Конечно, торгует моей матерью… Да провалиться мне на этом месте, если я пойду и пожму ему руку!

Джоани обреченно закрыла глаза.

— Успокойся, сынок. Я не заслуживаю этого, ты и сам это знаешь.

Ее голос был тихим, в глазах стояла боль от прозвучавшего оскорбления, хотя слова Джон-Джона были правдой.

— Подумай о выгодах и заработках.

Джон-Джон хлопнул о доску утюгом.

— Я что, похож на сутенера? Скажи-ка мне, мама, на милость?!

Джоани поняла, что сморозила глупость, и теперь сожалела, что вообще затеяла разговор.

— Совсем не похож. Я только передала его слова, и все. — Она уже кричала на него.

— Впредь не делай этого!

— Ты мог бы преуспеть, работая с ним. Ему нужен человек с головой на плечах…

— Я ему совсем не нужен. Что бы ты обо мне ни думала, я не торгую женщинами!

— Заткнись, Джон-Джон, ты мог бы неплохо заработать с…

Он резко оборвал ее.

— Я знаю, мама, у меня больше недостатков, чем достоинств, но это не значит, что я — сутенер. Или мой отец был им? А? Только о нем никому не известно, правда? Даже тебе!

Он понимал, что зашел слишком далеко, и тотчас пожалел о сказанном.

— Мама, зачем ты изводишь меня? Ты же знаешь, как я отношусь к таким, как Пол.

Джоани вышла из кухни без ответа.

Джон-Джон продолжал гладить платье Киры, но думал совсем о другом. Он не мог прийти в себя. Сам факт, что мать посчитала, что он будет обдумывать предложение этого мерзавца, выворачивал душу наизнанку, хотя и нетрудно было догадаться, чем руководствовалась его мать.

Чашка с кофе Джоани по-прежнему стояла на столе. Он отнес ее в спальню.

— Вот, мама. Выпей и поспи пару часов.

Она печально улыбнулась ему. Теперь она выглядела старой и изможденной.

— Извини, Джон-Джон.

Он ерошил ей волосы, будто она была ребенком, а он — взрослым.

— Ничего, мамочка, ничего.

Оба понимали, что это не было извинением за проявленную твердость.

— Шевелись, толстый ублюдок!

Джозеф Томпсон наблюдал, как сын делает тщетные попытки заварить чай. Огромная масса сильно затрудняла исполнение этой миссии в ограниченном пространстве кухни. Томми обливался потом: было слишком жарко для человека таких размеров. Он выглянул из окна кухни и увидел детей, идущих в школу. Он почувствовал, что сзади стоит отец, и вздрогнул.

— Посмотрите-ка на них: маленькие девчонки разодеты, как дешевые шлюшки. Тебе интересно, да?

Томми было неприятно это слышать, но он, не повысив голоса, сказал:

— Я смотрю на них не поэтому, и тебе это известно. Просто мне нравится, как они непринужденно болтают, как хорошо проводят время, только и всего.

Джозеф презрительно усмехнулся.

— Ясное дело! Давай заваривай чай, толстяк! Через минуту мне на работу. Бутерброды готовы?

— Они в холодильнике.

Больше между ними ничего не было сказано. Спустя десять минут отец ушел, даже не попрощавшись. Томми неуклюжей походкой прошел в свою спальню и с трудом выдвинул ящик из-под кровати. Открывая его, он улыбался.

Ящик был заполнен куклами Барби. Некоторые были одеты, почти у всех не хватало головы. Под куклами лежал набор костюмов и аксессуаров — все, что нужно для того, чтобы всегда быть в форме: от потрясающих розовых мини-платьиц до изящных сумочек и сапожек. Но Томми обнаружил, что они мокрые, и, почувствовав запах мочи, понял, что произошло. Это было уже не в первый раз и уж точно не в последний.

Подавив рыдание, он принялся укладывать кукол в ящик, а костюмы, наоборот, вытащил, чтобы постирать. С его бровей обильно струился пот. Томми стер его мясистым кулаком, смахнув заодно и слезы.

Устанавливая на место головы, он неустанно бормотал одно слово: «Ублюдок».

Кира и Бетани сидели на лестничной площадке и хихикали. Они играли в «резиночку» и были вне себя от счастья.

В отличие от Бетани Кира играла впервые, и игра ей нравилась. Бетани же хотела остынуть и покурить.