– Не подходи, – сказал чёрный.

– Ну что ты, почему не подходить, а может, он сам хочет? Витя! – позвала преследовавшая меня Ольга.

Я уже не бежал, а шёл.

– Посмотри на меня, Витя.

Я против собственной воли оглянулся – таким манящим казался голос, и заметил, какая там стояла красивая женщина.

Стоя рядом с человеком в черном, она пристально смотрела на меня, чуть разведя ноги. Однако я понимал, что это была всего лишь магическая картинка, морочившая мне голову. Моя шея, наверное, со скрипом отвернулась от голой девушки.

– Иди, – сказал чёрный.

Тут только я вспомнил про «стечкин» за поясом.

– Иди, – снова велел чёрный.

И я побежал дальше.

Очнулся я уже утром – в своей постели, в комнате посольства. Свитер, майка, джинсы, простыни, подушка – всё было мокрым от пота.

Я сел на кровати, стянул с себя мокрые вещи и попытался восстановить в памяти события. В комнату ворвался Паша.

– Виктор Александрович, хорошо, что вы наконец проснулись, – пробормотал он и принялся собирать бумаги, – как раз вовремя, мы уезжаем, надо быстрее собираться.

– Как уезжаем, куда? Сколько времени?

– Без пятнадцати два, собирайтесь быстрей, Виктор Александрович, мы домой уезжаем.

– Да что случилось? – ошарашенно спросил я.

– Что случилось? – Паша махнул рукой. – Митрополит Антрацитский на Дохтурова накинулся на банкете, чуть до стрельбы не дошло. В общем, мы уезжаем, и быстро.

– Ничего они нам не сделают, в Зелёном Городе тоже посольство южан стоит, никто нас не посмеет тронуть.

– Так-то оно так, но всё равно надо поскорее уезжать.

Он сунул какие-то бумаги в папку и повернулся к двери.

– Паша, – окликнул я его у входа.

– Что такое?

– Я тебе вопрос хочу задать.

– Давайте.

– Если человек не ест людей и гордится этим, это хорошо или плохо? – выдохнул я.

– Виктор Александрович, вы чего? – спросил Паша дрожащим голосом и вжался в стену.

– Нет, погоди, это всего лишь вопрос. Как ты думаешь?

Я встал с кровати и раскинул руки в успокаивающем жесте. Паша еще сильнее вжался в стену, глаза ещё больше округлились, но бумаги он не выронил.

«Ну вот, – подумал я, – испугал человека ни за что ни про что. Надо его успокоить».

Я улыбнулся. Паша аж присел от страха.

«Что-то это мне напоминает», – подумал я.

– Так, всё, спокойно! – решительно проговорил я. – Это была шутка, может быть дурацкая. Всё, забудь, иди, собирайся. Мне тоже надо собраться. Когда выезжаем?

– Через час, – уже спокойно произнёс Паша.

– Так быстро? Ладно, понял тебя, можешь идти.

– Я ещё вернусь, – сказал Паша.

– Конечно.

Уже на улице, в толпе, суетившейся у саней, я почувствовал чей-то сочувствующий взгляд. Обернулся. На меня смотрел Михаил Игнатьевич. Я приветственно помахал рукой, он кивнул в ответ, а я уселся в свои сани.

Спустя четыре часа после отъезда посольства Зелёного Города. Здание товариществ магов и промышленников Южной Колонии. Зал заседаний

– Ты его упустила, – проговорил пепельно-седой человек в зеркальных очках.

Говорил он громко, а рот его при этом кривился, будто он хотел сплюнуть или грязно выругаться, но сдерживался.

– Ему помогли, и он был защищён, – взвизгнула, оправдываясь, женщина с пышными светлыми волосами. – Тем более ты сам запретил мне применять серьёзные меры.

– Надо было просто усилить давление, – прогудел глухой голос, словно из бочки.

Голос принадлежал третьему находившемуся в комнате огромному человеку с длинными массивными руками и окладистой бородой. Он действительно отчасти походил на большую бочку, поставленную на кривые ноги. Пепельно-седой едва доходил ему до подбородка.

Кроме этих трёх, беседовавших у широкого окна с пурпурными шторами, в зале заседаний никого не было.

– Ты его упустила, – твердил своё пепельно-седой.

Женщина потупила взгляд, опустила голову.

– Он был защищён, – тихо повторила она, – я могу всё исправить. Ты позволишь ему уйти?

– Мы можем… – начал бочкообразный.

Пепельно-седой только взглянул на него, и тот замолчал, склонив голову, точь-в-точь как женщина секундой ранее.

– Мы не можем, – снизошёл до пояснений пепельно-седой, при этом слова его звучали как утверждение, а не как пояснение, – мы ещё не готовы. Нанесём удар прежде времени – всё потеряем, тем более у нас может и не получиться, как не получилось вчера. Так ведь, Ниг-фа?