Кэти собралась было подняться, и он поспешил расставить капкан, вложив в него крупинку надежды:

— В дни, когда торговля идет бойко, вы, по всей вероятности, будете помогать за прилавком. А раз уж вы станете нашей служащей, я наверняка смогу что-нибудь для вас сделать. Тут требуется осторожность, чтобы вам не стали завидовать.

Хэммит продолжал разглядывать ее бесстыжими глазами. Когда-то в темном уголке кладовой, где хранились пустые картонки, он разок-другой наспех познакомился с ее формами, но успел их позабыть. Кэти сидела так, что платье впереди немного вздулось. Он подумал, уж не беременна ли она, и от этого она показалась ему еще соблазнительней.

— Уверяю вас, миссис Оуэн, я бы с удовольствием пошел вам навстречу. С истинным удовольствием.

Он испугался, что она ускользнет у него из рук, и в голосе его послышались жалобные нотки:

— Вы ведь, наверно, помните, у нас тут своя политика: ни с кем нельзя портить отношения. Я должен действовать очень осторожно, не то, не ровен час, нарвешься на неприятности. Нельзя, чтоб служащие были тобой недовольны. Лучше всего нам встретиться где-нибудь подальше от магазина и все толком обсудить. Почему бы, например, нам не пообедать вместе?

Кэти встала и сказала, что ей пора домой. Он проводил ее до двери и, остановившись на пороге, как бы невзначай провел рукой по ее ягодицам.

— Я всегда питал к вам слабость, Кэти, вы ведь это знаете, верно? Сами понимаете, тут надо, чтоб подвернулся случай, но я готов сделать для вас все, что в моих силах. Я постараюсь сразу поставить вас за прилавок. Если не передумаете, звякните мне по телефону или прямо заходите сюда. Я всегда на месте. Вы знаете, где меня найти.

Бюро найма послало Кэти в магазин велосипедов («Место уже занято»), в парикмахерскую («У вас нет опыта») и на завод «Металл» («Принимаем только членов профсоюза»), лишь после этого она решилась наконец позвонить своей старой подружке: та преуспела в жизни и, надо надеяться, сумеет приютить ее на несколько дней, пока она не подыщет себе что-нибудь подходящее.

Элси Коллар и Кэти жили в одной комнате, когда им не было еще и двадцати, они дружно противостояли жизненным трудностям, причем командовала всегда Элси. Элси подавала идеи, а Кэти оплачивала почти все расходы, ибо подружка ее чуть не каждую неделю меняла место работы и ей вечно не хватало денег, чтобы одеться. Кэти знала, что она красивее Элси, но та отлично умела себя подать, и почти никто не замечал, что она далеко не хорошенькая. Один помощник директора банка, который как-то повез ее в придорожную закусочную, даже назвал ее gamine [4] . Кэти была правдива, ибо у нее начисто отсутствовало воображение, а вот Элси оказалась немыслимой лгунишкой: ей ничего не стоило убедить кого угодно, что она дочь отставного бригадного генерала и он позволил ей зарабатывать «на булавки». Элси от природы была хитра и находчива. Воскресными вечерами, выйдя из церкви в поисках развлечений, почти все Кэтины подружки прогуливались по дороге, идущей из Бринарона в Кросс-Хэндс, Элси же брала у кого-нибудь машину и, делая вид, будто у нее какая-то поломка, останавливалась как раз в тот час и в том месте, где на выручку ей мог прийти кто-нибудь из высших служащих «Металла», проезжавших здесь в своих роскошных «бентли». Уловка эта помогла ей выйти замуж за молодого, подающего надежды начальника инструментального цеха.

Кэти позвонила по телефону, отозвался женский голос, бесстрастный и отрешенный, точно автомат.

— Здравствуй, Элси. Это Элси, да?

— Говорит Ева Маршалл.

И Кэти вспомнила: незадолго до того, как они разъехались, Элси сменила имя на Еву.

— Ева, это Кэти. Кэти Оуэн. Ты меня помнишь?

— Кэти… какой приятный сюрприз. Как живешь, Кэти? Как дела?

— Да так, ничего. Все как всегда. Приехала на денек в город и вот решила тебе позвонить.

— Я очень рада, Кэти. А то от тебя сто лет ни слуху ни духу. Я уж думала, где ты и что с тобой.

Все слова Элси произносила теперь строго на английский лад, а не так, как принято в Уэльсе, и от этого ее голос трудно было узнать.

— По правде сказать, я несколько раз тебе звонила, да всегда то телефон занят, то еще что-нибудь.

— Да, ужасно неприятно. Мне все говорят, что до меня не дозвонишься. То Генри разговаривает по делам, то Ненни — со своими мальчишками, то одно, то другое. Теперь, знаешь, ухаживают все больше по телефону.

— Так у тебя уже дети, Ева? Я и не знала. Как славно!

— Двое сорванцов. Четыре года и два. Мальчик и девочка. А у тебя?

— Нет, пока никого. Как бы не сглазить…

— Счастливая. А я иногда чувствую себя старухой.

— Это не из-за детей, Ева… просто время летит. С тех пор как мы с тобой жили над булочной, кажется, сто лет прошло, правда?

— Целая вечность. Много воды утекло.

— Хорошее было время, правда, Ева? Я часто его вспоминаю.

— Чудное.

— Жалко, что нельзя навсегда остаться молодой.

— Вот я и говорю, надо бы родиться старой, а потом с каждым годом молодеть.

— Вот бы хорошо, а?

— А знаешь, Кэти, когда становишься старше, это тоже неплохо. Разные обязанности — это даже интересно.

— А помнишь, Ева, мы были на вечеринке у Мэри и Стива и там полно было этих… чокнутых, Мэри тогда еще напилась, и мы посадили ее в ванну? А потом Дики Дарк уговорил нас прокатиться на его «крайслере» в Эберистуит, и с нами был тот цветной парнишка, помнишь?

— Вряд ли я была на этой вечеринке. По крайней мере не помню.

— Но Дики Дарка-то ты помнишь? Неужели забыла Дики Дарка?