Он посидел минут десять за остывающим чаем, изредка помешивая ложечкой, раздумывал о будущем и не видел выхода, а посетители тем временем дожевывали, допивали и, глянув на часы, спешили к дверям.

Один за столиком чуть ли не во всем кафе, Джонс вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Через четыре столика от него сидел какой-то юнец, и всякий раз, как Джонс поднимал глаза, их взгляды встречались. Немного погодя он сообразил, что юнец делает ему знаки, точно глухонемой, и в конце концов узнал в этом с виду слабоумном парне Бейнона — просто он впервые видел его в пиджаке, при галстуке и не патлатого, а коротко и аккуратно подстриженного. Это был совсем не прежний Бейнон, угрюмый и лохматый, всегда напоминавший Джонсу первобытного дикаря из научно-популярных книжек. Теперь перед ним сидел молодой человек с мордочкой хорька, и, когда Джонс поглядел на него внимательнее, проверяя, не ошибся ли, тот поманил его пальцем.

Джонс поднялся, прихватил свою пачку печенья и пересел к нему за столик.

— Ты ведь, кажется, еще неделю назад должен был ко мне зайти, Бейнон?

— Я и заходил, мистер Джонс. Два раза в участок заходил, да вас не было.

— Любишь приврать, а? Твое счастье, что я был занят, а не то сам навестил бы тебя. А зачем это ты мне сигналил?

Бейнон судорожно улыбнулся, обнажив беззубые десны, и снова стал похож на первобытного дикаря.

— Я вас выслеживал… выжидал удобную минутку. Увидел, вы входите, и решил — повезло. Я знал, к двум часам тут будет пусто.

— Ты, видно, совсем спятил, Бейнон?

— Я хотел поговорить с вами в тихом местечке вроде этого, чтоб нас никто не заметил. Ведь если пойдешь в участок, об этом враз все прознают.

Ну и выдумщик, усмехнулся про себя Джонс.

— У полиции ведь есть свои осведомители, верно? — сказал Бейнон. — И они встречаются во всяких забегаловках. Так и работают.

— Если верить телевизору, то да.

— Мистер Джонс, я больше кого другого знаю, что творится в Кросс-Хэндсе.

— Еще бы, если только тем и заниматься, что заглядывать в окна чужих спален, поневоле что-нибудь да узнаешь.

— С этим я покончил, — сказал Бейнон. — Я не про то. У меня есть кой-что поважнее. Мне за это заплатят?

— Нет, не заплатят.

— Ну и пускай. Я не из-за денег. Для полиции я готов работать и задаром.

— Если ты не возьмешься за ум, как бы тебе не пришлось встречаться с полицией куда чаще, чем хочется. Все еще читаешь порнографические журнальчики?

— Бросил, мистер Джонс. Переключился на преступления. Я теперь выписываю «Настоящий детектив» и «Сыщик-любитель». Когда-нибудь стану детективом.

— Что ж, это лучше, чем подглядывать в замочные скважины.

Бейнону не терпелось выложить свои новости, но он обождал, чтобы какой-то посетитель с подносом прошел и сел в отдалении.

— Могу вам рассказать кой-что очень даже важное, мистер Джонс.

— Тогда лучше приходи ко мне в участок.

— А нельзя сперва поговорить здесь?

— А в чем дело, Бейнон?

— Говорят, полиция ищет мистера Оуэна.

— Ты прекрасно знаешь, что его ищут. Это весь Кросс-Хэндс знает. Разве мистер Бродбент еще не снимал с тебя показаний?

— Нет еще. Покуда он всех опрашивал, я сидел на горе все три дня. Хотел пораскинуть умом.

Пожалуй, тут и вправду что-то кроется, подумал Джонс. Это как раз тот случай, когда недоверием скорей добьешься истины.

— Беда в том, Бейнон, что ты прирожденный враль. Ты мастер выдумывать.

— Не найти им мистера Оуэна. По крайней мере живого. — Бейнон с хитрой ухмылкой почесал нос.

— Почему же?

— Я уж и так вам много сказал.

— Вот сведу тебя в участок, скажешь и побольше.

— Я бы хотел повидать сержанта-сыщика, который разбирается с «Новой мельницей».

— Он тебя и слушать не станет. Я тебе уже говорил. Лучше говори со мной, я хоть слушаю. Давай выкладывай. Почему ты думаешь, что мистера Оуэна не найдут?

— Я главный свидетель, — сказал Бейнон. — Без меня вам ничего не узнать.

— Ладно, парень, значит, без тебя ничего не узнаем. И хватит об этом. — Джонс взглянул на часы и отодвинул стул, будто собираясь встать.

— Погодите, мистер Джонс. Если я скажу все, что знаю, вы замолвите за меня словечко?

— За тебя? Почему? Что тебе понадобилось?

— Если кто-нибудь замолвит за меня словечко, мне, может, дадут рекомендацию, а это ведь очень важно.

— Рекомендацию? За то, что скажешь правду?

— Мистер Джонс, ведь уж так оно получается: если никто за тебя не похлопочет, ничего и не добьешься. Другого такого случая у меня, может, век не будет. Я ведь один на свете.

— Я знаю, что ты один на свете, Бейнон, и, если увижу, что ты стараешься стать человеком, насколько в моих силах, тебе помогу. Так что ж ты хотел сказать?