— Исключен на неделю?

— Да, на неделю. Через неделю, считая с завтрашнего дня, можешь вернуться в школу и возобновить учебу.

— Вы имеете в виду, что я могу вообще не приходить в школу?

— Именно это я и имею в виду. Принудительные каникулы. А когда ты вернешься, то, если тебе удастся, можешь наверстать упущенное. Иди положи вещи к себе в шкафчик и отправляйся домой. А я позабочусь о том, чтобы твоим родителям стало все известно, так что не вздумай сейчас отправиться в кино.

— Если я пропущу неделю, я провалюсь.

— Об этом тебе надо было подумать, когда ты подвергал опасности жизни людей и собственность школы и когда на мои вопросы давал неуважительные ответы. Все. Можешь идти.

Из-за суровости наказания ученики школы сняли с Джоби подозрение в том, что он был подлизой, — так они обычно называли любимчиков учителей, которые, по их мнению, наверняка еще и ябедничали. Но это наказание не возвело его в герои. Слишком многим ученикам в школе Джоби и без того не нравился, и они были рады, что Чапин наконец-то получил по заслугам. Раньше ни одного ученика из «Гиббсвилль Кантри Дей» официально не исключали, правда, были случаи, когда кое-кого из мальчиков неожиданно переводили в частные школы-пансионы. Таким образом, временное исключение Джоби стало одним из самых знаменательных в истории школы наказаний и убедило учеников и их родителей в том, что Фредерик Миллер Кениг был человеком с сильным характером, у которого хватило мужества противопоставить себя престижу клана Чапинов и Стоуксов. Однако на самом Кениге несправедливость его наказания отразилась весьма своеобразным образом. Он знал — хотя сам себе в этом и не признавался, — что проступок Джоби не заслуживал такого сурового наказания и что он, Кениг, действовал не столько из принципа, сколько из-за задетого мальчиком самолюбия. Для Кенига его несдержанность стала уроком, но за этот урок, разумеется, заплатил не он, а едва вступивший в подростковый возраст мальчик; правда, в личное дело Джоби никто не вписал благодарность за обучение директора. История эта в чем-то напоминала докторскую шутку: «Операция прошла успешно, однако пациент почему-то умер».

После случая с временным исключением между Джоби и «властями» началась необъявленная война. Эдит не свойственно было подвергать сомнению установленный порядок, и она одобрила приговор Кенига, даже не попытавшись разобраться в его справедливости. Во время неизбежного разговора родителей с Джоби за закрытыми дверями кабинета Джо мальчик рассказал им всю правду, но его пересказ разговора с Кенигом не был дословным и только внес в дело дополнительную путаницу. Джоби не мог вспомнить, что именно сказал мистер Кениг и что именно он ему ответил, и когда Джоби в сердцах сказал: «Ты, мама, не лучше его», — Эдит вышла из себя.

— Как ты смеешь! — взорвалась она.

— Слушай, не смей так разговаривать со своей матерью, — сказал Джо.

— Мне все равно, — сказал мальчик.

— Судя по всему, тебя придется наказать и дома тоже, — сказала Эдит.

— Мне все равно! Только оставьте меня в покое, — сказал мальчик и выбежал из комнаты.

— Подумать только! — воскликнула Эдит. — И не смей идти за ним и утешать его. Если ты это сделаешь, он никогда не научится слушаться.

— Я не собираюсь этого делать, — сказал Джо. — Ведь это я сам выбрал Кенига.

— Я не имела в виду школу, я имела в виду его грубость по отношению ко мне. Его надо как следует отшлепать — он еще из этого возраста не вышел.

— Только, пожалуйста, не смотри на меня. Я этого делать не стану. Если хочешь, шлепай его сама.

— Ты прекрасно знаешь, что я этого делать не буду. Он слишком сильный. А ты слишком слабый. Ты слишком мягок с ними, с ними обоими.

— О, Эдит, прекрати.

— Хорошо. Прекращаю эти разговоры. Я больше не скажу ни слова. Все теперь в твоих руках.

— Ты уже это говорила и раньше, — заметил Джо. — Ты говоришь это всякий раз, когда в школе у детей случаются мелкие неприятности. Они случаются потому, что я был с ними слишком мягок. Когда все в порядке, я почему-то не слышу этих отречений от власти, но как только случаются какие-то неприятности, в них виновата моя мягкость. Однако во все остальное время наши дети, похоже, ведут себя вполне прилично, и, возможно, именно потому, что я с ними мягок.

— Именно что «похоже». Ты просто не знаешь обо всем, что происходит.

— Почему же ты мне не рассказываешь?

— Потому что ты или у себя в кабинете, или где-то на западе штата играешь в гольф со своими политиками.

— Если ты считаешь, что я пренебрегаю детьми, так и скажи.

— Ну, сегодняшняя история тому пример, — сказала Эдит. — Сегодня, когда Джоби выгнали из школы, ты по чистой случайности оказался дома, а не где-нибудь в Питсбурге.

— Такого раньше никогда не случалось, — сказал Джо.

— Нет, временного исключения никогда не было. Но случалось другое. Он сегодня не в первый раз был наказан, да и Энн, если хочешь знать, тоже.

— Давай сейчас ограничимся Джоби, — сказал Джо.

— Как хочешь. Но Энн тоже курила, и ее тоже поймали, однако, когда я об этом узнала, тебя здесь не было.

— Но потом я пришел домой, и ты могла мне об этом рассказать, — заметил Джо.

— Когда дело касается Энн, ты не хочешь ни о чем слышать, — сказала Эдит.