— Можешь не сомневаться, — ответила Барбара. — Ронни!

Мисс Плейстед, застигнутая врасплох, обернулась и поспешно убрала руку с плеча Энн.

— Да, Бобби?

— Я готова ехать, — сказала Барбара.

— Иду-у! — прокричала мисс Плейстед.

Она улыбнулась девочке, они пожали друг другу руки, и Ронни зашагала прочь. По дороге она снова обвела взглядом окружающий ландшафт, но ни разу не взглянула в сторону Эдит и Барбары.

— Я не хочу с ней ни о чем говорить, — сказала Эдит. — Придумай любые объяснения, какие тебе заблагорассудится. До свидания, Барбара.

— До свидания, Эдит. Будь уверена, я ей сейчас такое устрою…

Поддавшись порыву, Эдит поцеловала Барбару и поспешила прочь.

Барбара и ее подруга двинулись прямо к автомобилю, и из окна гостиной Эдит наблюдала, как машина сделала круг в конце подъездной аллеи. Она видела, как Барбара что-то сердито выговаривает своей подруге, а та невозмутимо приглаживает свои белокурые волосы и натягивает на голову берет. Когда машина скрылась из виду, Эдит поднялась наверх, переоделась в купальный костюм и, спустившись к запруде, присоединилась к дочери.

— Вода холодная? — спросила Эдит.

— Не очень, — ответила Энн.

— Как тебе понравилась мисс Плейстед? — спросила Эдит.

— Ее зовут мисс Плейстед? Она назвалась просто Ронни. Она представилась: «Я Ронни». Она ведь англичанка?

— Кажется, да. Приятельница моей школьной подруги.

— В школе Ханны Пейн?

— Да.

— Не знаю даже, понравилась она мне или нет. Они уехали?

— Да. Жаль, что ты не успела познакомиться с моей подругой, но они торопились, — сказала Эдит.

— А как зовут твою подругу?

— Барбара Дэнворт. Мы последний раз виделись, когда я была твоего возраста.

— Мисс как-там-ее-зовут Ронни хотела, чтобы мы пошли на прогулку, но я сказала ей, что тут водятся змеи, а она ответила, что не боится змей, тогда я сказала ей: «Зато я их боюсь». Спорю, она в жизни не видела больших гремучих змей и никогда даже не слышала о мокассиновых.

— О чем еще вы говорили? — спросила Эдит.

— Ни о чем. Она спросила меня, сколько мне лет, и, когда я ей ответила, она сказала, что я выгляжу старше. Вот и все. Она еще сказала, что в Италии у нее есть потрясающая подружка моего возраста. Что мне до ее подружки в Италии? — Энн неожиданно умолкла.

— О чем ты задумалась? Она сказала что-то еще?

— О, она мне не понравилась.

— Не понравилась? Почему?

— Из-за того, что она сказала, — ответила Энн.

— Что именно? Скажи мне. Они уехали, и я уверена: они никогда больше не вернутся.

— Это не ее дело.

— Что именно?

— О, она сказала мне: «Знаешь, у тебя потрясающий передок». Знаешь, что такое «передок»? Вот здесь.

Девочка нырнула в воду и поплыла, и Эдит поняла, что Энн считает разговор оконченным.

Ирония заключалась в том, что эта пронесшаяся мимо угроза напугала Эдит ничуть не меньше, чем то, что могло бы произойти, и Эдит чувствовала, что понесла наказание — или подверглась угрозе, равносильной наказанию, — и это парадоксальной природы наказание было свыше.Если бы Всевышний решил назначить ей изощренное запоздалое наказание, то именно так бы он ее и наказал. Она вернулась с купания без отпущения грехов, которое, как она надеялась, ей принесет холодная вода, и радовалась тому, что Джо был сейчас далеко, потому что, будь он рядом, она скорее всего в панике во всем бы ему призналась. Ее не очень-то пугало то, что Джо ее сурово осудит, — он был снисходителен к любым отклонениям от нормы, поскольку благодушно полагал, что ему самому ни одно из них не свойственно. Но она всю жизнь избегала взрывов эмоций и неожиданных признаний просто потому, что полная откровенность была не в ее натуре. Почемуей не свойственна была полная откровенность, для нее самой не было тайной: она отдавала другим только то, что должна была отдавать, но в ответ ожидала большего. Признавшись в своих давнишних отношениях с Барбарой, она ничего большего в ответ получить не могла, так как Джо уже давным-давно ей признался, что, когда учился в старших классах частной школы, они с приятелями на виду друг у друга занимались мастурбацией. Она же в ответ на его весьма невинное признание ни в чем ему не призналась (и он принял ее притязание на непорочность за чистую монету). Теперь же, столько лет спустя, ее признание в романе со школьной подругой и в том, что роман этот длился целый год, дало бы Джо над ней преимущество, которого она всю их совместную жизнь старалась ему не давать. Он был мужчиной и ее мужем, и это признание, разумеется, даже теперь даст ему над ней власть, и она уже не сможет обладать им в той мере, в какой требует ее душа. Но больше всего Эдит пугало то, что может теперь случиться с Энн. Если по иронии судьбы из-за этой гадкой истории что-то произойдет с Энн, месть ее мужа будет столь же расчетливой и жестокой, сколь естественна и неистова его любовь к дочери. В эти последние годы стремлений к поставленной цели Джо, сам того не зная, заслужил у Эдит совсем иное, чем прежде, уважение. Поездки, беседы с новыми знакомыми, то, что он не сдавал позиций, — все это превратилось в повседневные хлопоты или по крайней мере воспринималось как хлопоты. Все это требовало от него усилий, терпения, доброжелательности и выносливости. И Джо, поставив перед собой цель, заставлял себя справляться поочередно со всеми задачами. Но если целью Джо станет наказание жены, он сумеет призвать на помощь те же самые резервы: свою энергичность и настойчивость, — и с их помощью измучит ее и добьется ее разрушения. Эдит радовалась (не испытывая при том чувства благодарности), что Джо был в Монтрозе, в безопасном удалении от ее вполне вероятной, вызванной отчаянием откровенности. Эдит знала, что к утру она уже придет в себя, но также знала, что ночь ей предстоит нелегкая. И у нее неожиданно появилось сумасшедшее, безумно непоследовательное желание поговорить с Ллойдом Уильямсом. Он был единственным человеком, с которым ей хотелось поделиться, но у благоразумной Эдит хватило благоразумия этого не делать.

Эдит уложила детей спать, дом погрузился в ночное безмолвие, и, оставшись наедине с собой, она задумалась над тем, не начинает ли побаиваться Джо. Если это действительно так, то Джо несдобровать. Эдит всегда относилась с подозрением и недоверием к окружающим, но никогда никого не боялась. Она была способна презирать людей, но при этом никогда никого не боялась.

На углу Кристиана-стрит и Мейн-стрит красному «фиату» Барбары пришлось остановиться на красный свет.

Пег Слэттери, пересекавшая Кристиана-стрит, обратилась к своей семнадцатилетней дочери:

— Посмотри на этих чудачек.

— Та, что помоложе, хорошенькая.

По усвоенной привычке Вероника Плейстед обвела взглядом лица прохожих, и единственным лицом, на котором она задержала взгляд секунды на две, не более, было лицо Маргарет Слэттери — само воплощение невинности.

Загорелся зеленый свет, и красный «фиат» тронулся с места.

Нельзя не отметить, что в те два года, что Джо разъезжал по штату, у него и Майка Слэттери, как выразился Майк, отношения были испорчены. Случилось так, что через несколько недель после того, как Джо в своем офисе указал Майку на дверь, Майк собирал деньги для партии. В клубе «Гиббсвилль» он увидел Джо и подошел к нему.