Снова «ура», радостное, торжественное. Дедушка Казимиров, побелевший от многих десятков лет труда и горя, широко крестится, подняв свои мутные глаза вверх, по-своему переживая радость сегодняшнего дня. Женщины-крестьянки тоже приветствуют партизан. Дети с любопытством таращат свои глазенки на «колчаков», робко ощупывая их шинели, ружья и пулеметы. После торжеств снова пошло угощение партизан, зазывание их к себе. Отказываться от бесчисленных сортов молока — «кислого», «сладкого» и т. д., от яичниц и прочих праздничных яств нельзя — обидятся. Так исстари встречала гостеприимная изба русского крестьянина своих «дорогих и любезных гостей», так и нас встретили теперь.

Первый Дальневосточный партизанский полк. — Переход на принципы регулярной армии. — Анархистствующие партизаны. — Разгром бандитизма. — Ревтрибунал. — Последние бои за обладание железной дорогой. — Восстание и переход к партизанам шкотовского гарнизона белых.

Из перешедших к нам колчаковских солдат и из партизан, сохранивших свою боеспособность, был организован 1-й Дальневосточный советский полк, впоследствии сыгравший решающую роль в партизанском движении Приморья. Те деморализованные группы партизан, которые на протяжении полосы упадка и разброда сбились с правильного революционного пути, став на путь анархии и нередко бандитизма, теперь тоже явились к нам. Небольшая группа оппозиционно настроенных пыталась повлиять на выборы комсостава полка и провести командиром своего «вожака» Савицкого (Губкина), сепаратистски настроенного, кричавшего на всех перекрестках о своей «революционности», но на деле проводившего мелкобуржуазную, резко враждебную коммунистической партии политику. На митинге, где происходило обсуждение вопросов о характере организации наших сил, способе управления ими и дальнейшей тактике, названный Савицкий со своей группой пытался критиковать идею централизованного руководства и политику старых руководителей партизан, по его мнению погубивших в июне движение созданием Ревштаба, который взял под свое руководство все отряды и тем лишил их «инициативы». Савицкому не удалась критика, так как каждому партизану было известно, что в то время Ревштаб, напротив, не имел никакой возможности провести сколько-нибудь полно принцип централизованного руководства и командиры отрядов нередко больше чем следовало пользовались инициативой в своих военных операциях. Неудовлетворенный в своих домогательствах, встретив решительное сопротивление со стороны партизанской массы, Савицкий пытался затем направить свои стрелы на старый комсостав; однако и это ему не удалось. Единогласно командиром полка был избран т. Ильюхов, начальником штаба — т. Гоголев (Титов) и в полковой совет, — в задачи которого входила хозяйственная и политико-просветительная работа, — тт. Иванов (председатель), Чередников и Слинкин. Так ч е т в е р т о г о д е к а б р я 1919 г о д а (а не 20 сентября, как это безбожно путает т. Яременко [14] ) был создан 1-й Дальневосточный советский полк.

Почему мы собственно настаивали на организации полка, а не отряда, была ли это формальная перемена вывески, или для нас означала она нечто большее? Да, это было изменение организации наших сил по существу. Изменившаяся военная обстановка, когда против нас, не в пример прошлому, выступила, как единственная боеспособная сила, только японская интервенционная армия, прекрасно организованная, обученная, в достатке снабженная всеми видами технического вооружения, — эта обстановка требовала от нас более совершенной, нежели прежде, организации, не допускающий малейшей распыленности и самостийности. Японскому кулаку мы должны были противопоставить такой же кулак. Созданием полка мы пытались подвести черту под первую главу партизанства, своеобразно воспроизводившего в наших условиях красногвардейский период строительства Красной армии, и, перейдя ступенькой выше, к системе, которая приближалась бы по типу к постоянной, армии, тем самым начать новую главу борьбы с контр-революцией. Полк насчитывал к тому времени около 600 штыков, при четырех пулеметах, 40 саблях кавалерии, подрывной команде и обозе в 12 подвод. Руководство полком было основано на единоличной ответственности; тот же принцип был проведен в ротах и командах. Командиры избирались на общем собрании соответствующей боевой единицы и никогда не переизбирались без особых чрезвычайных обстоятельств. Была введена строжайшая дисциплина, нарушения которой сурово карались властью командира или Ревтрибунала. Белогвардейские газеты много писали о нашей дисциплине, рассказывая в своей прессе, что «властолюбивые партизанские начальники», и в первую очередь командир полка, зажали в своем кулаке «темные партизанские массы», не дают им свободно отдохнуть, безжалостно подавляя всякие протесты и недовольства. Да, дисциплина Дальневосточного советского полка не радовала белых генералов, у которых день за днем ускользала почва из-под ног, как не радовала она и «атаманствующих» партизанских командиров сорта Шевченко или Савицкого, натуры которых не могли переварить стройности и порядка военных организаций. Зато сила и мощь полка росли и приводили в трепет белогвардейские банды. Весь командный состав полка состоял из наиболее выдержанных и стойких товарищей. При полке был создан Революционный трибунал, в состав которого входили матрос Федор Шурыгин (председатель), Дольников (Зюк) и Шнеерсон. Первым актом этого трибунала было вынесение смертных приговоров арестованным во время восстания на Сучане контр-разведчику Симонову и другим. Партизанской медициной попрежнему заведывал т. Сенкевич. Полковой совет, помимо хозяйственной работы, широко развернул просветительную деятельность, наладил регулярное чтение лекций и бесед. Вновь забила творческая мысль. Выше поднялся и ярче засветил революционный факел повстанчества и во всей области. Все мысли и чаяния рабочих и крестьян устремились к 1-му Дальневосточному полку, видя в нем опору, знамя возрождающейся революционной борьбы. Умерили свой пыл и атаманствующие партизанские командиры — Тетерин-Петров, Гурко и другие, по-своему пользовавшиеся разбродом. Более мелкие из них, менее приспособленные к кропотливой систематической работе, как Шевченко, окончательно отошли от дела, перешли к пьянству и безделью. Зато стали повышаться акции дельных командиров, сторонников коммунистической партии.

Тов. Ильюхов Н. К., командир 1-го Дальневосточного советского полка.

Тов. Титов, начальник штаба 1-го Дальневосточного советского полка.

Естественно, что надобность в Информационном бюро партизанских отрядов, о котором шла речь на съезде командиров в Чугуевке, теперь миновала: метод уговаривания и убеждения в тех случаях, когда он не приносил существенных результатов, теперь можно было с успехом заменить в отношении недисциплинированных элементов более радикальными способами воздействия. Первым шагом в этом направлении являлась ликвидация банды Козлова, которая составилась из бывших партизан, выродившихся в уголовный элемент. Козлов, в прошлом фельдшер сучанского партотряда, сколотил шайку «непримиримых» и, забыв, что эта непримиримость должна проявляться по отношению к контр-революции, всю свою энергию направил на грабежи и разбои среди мирного населения. Для ликвидации этой шайки нами была выслана экспедиция под командой т. Владивостокова. Почти все участники шайки были пойманы, преданы суду Ревтрибунала и в большинстве расстреляны, исключая таких, как шахтеры Старовойт и некоторые другие, случайно оказавшиеся в банде. По такому же методу была произведена расправа с другой, правда менее опасной бандой Астахова и с многими одиночными любителями легкой наживы. Окончательное истребление бандитствующих элементов затруднялось тем обстоятельством, что оперировавший в нашем районе партизанский отряд в 70—80 человек под командой названного Савицкого, не пожелавший в свое время влиться в 1-й Дальневосточный полк, выступил великодушным покровителем этих героев, стал скрывать их в своих рядах, демагогически заявляя, что этот элемент является истинным хранителем партизанских традиций и не может считаться нашим врагом. Впрочем, после того как, разуверившись в действительности словесных уговариваний, мы недвусмысленно пригрозили Савицкому пулеметами, он вынужден был выдать своих «друзей» Революционному трибуналу. Такие быстрые и решительные действия полка чрезвычайно благотворно подействовали на настроение крестьянства, которое переносило лишения не только от белых, но и от «своих» бандитов. Возами повезли к нам крестьяне хлеб, крупу, картошку, жертвуя всем, чтобы на этот раз партизаны оказались непобедимыми и окончательно разделались с буржуазно-помещичьей властью.

Красная армия к тому времени шаг за шагом продвигалась вперед. Она уже перевалила Уральский хребет, взяла Курган, Тюмень и шла все дальше вглубь Сибири. Белогвардейские газеты не стали помещать оперативных сводок по целым неделям. Так напр., с 1-го по 18-ое ноября не было никаких сведений о положении на фронте, и потом молчание было прервано лаконическим сообщением: «Сегодня в пять часов утра конница красных вступила в гор. Курган». Замалчивание белой прессой истинного положения вещей часто являлось источником самых неправдоподобных слухов о победах Красной армии. Чуть не каждый час приходили в штаб нашего полка крестьяне, рабочие, перебежчики колчаковской армии и сообщали, что большевистские аэропланы уже летают над Читой, Иркутском, что «штаб Троцкого» уже перешел в Ново-Николаевск и т. д. Каждому хотелось приблизить час гибели контр-революции; для этого к полученной весточке как-то невольно добавлялась новая деталь, создавалась новая версия, и слухи росли быстрее снежного кома. Наиболее изобретательные наши «информаторы» составляли в своих головах речи Ленина, Троцкого и благоговейно передавали их один другому, отдаваясь этому творчеству с такой искренностью и глубиной, что сами начинали верить своим выдумкам. Если же кому-либо приходилось прочитать в меньшевистской газете «Дальневосточная окраина» (флюгера которой стали поворачиваться под действием «западного ветра») статью какого-нибудь раскаивавшегося «защитника отечества», в которой в той или иной форме проводилась мысль о неизбежной гибели «противо-большевистского» движения, тогда… ну, тогда волна слухов вырастала до высоты Монблана. Однако эти слухи кроме положительной стороны имели и отрицательную: они покрыли густым мраком фантазии действительное положение дела и мешали правильной ориентировке. Своих советских газет мы не читали вот уже 19 месяцев. Это обстоятельство нередко порождало у нас сомнения и неуверенность в правильности своей линии. Если бы мы были лишены еще и партийного руководства, дело могло бы быть очень плохо. В самом деле. «Партизанская республика» на нашей далекой окраине за весь период гражданской войны была отрезана от мира со всех сторон густой щетиной контр-революционных и интервенционных штыков; она лишена была возможности сноситься с живым советским миром и некоторым образом воспроизводила собой исторический эпизод защиты Порт-Артура. Горсточка революционных борцов, заброшенных на далекие берега Тихого океана, предпочитала порабощению смерть и страдание. Но история делала свое дело. Теперь каждому стало ясно, что победителем из гражданской войны выйдут рабочие и крестьяне.

Штабом 1-го Дальневосточного полка был выработан двухмесячный план военных операций, который в основном сводился к следующему: 1) Вся железнодорожная магистраль Сучанской и Уссурийской линий разбивалась на четыре участка: а) Угольная — Шкотово, б) Шкотово — Кангауз, в) Кангауз — Фанза и г) Фанза — Сучанские рудники. Через каждые пять дней на один из них отправляется посменно рота или команда полка для разрушения на этом участке железнодорожных мостов, телеграфной линии, для нападений на поезда, пассажиры которых в зависимости от данных или арестовывались или отсылались обратно в города. Арестованные отправлялись в дер. Сергеевку, где находилась база полка. Затем на смену дежурным частям направлялась новая, свежая рота или команда, и таким образом наши операции не прекращались в течение двух месяцев. 2) Шкотовский гарнизон, состоящий из 300 штыков русских белогвардейцев, несмотря на присутствие там около двух тысяч японцев и американцев, должен быть завоеван на нашу сторону. Для осуществления этого был командирован т. Иванов в Цемухинскую долину, откуда можно было наиболее удобно вести организационную работу среди солдат.

Работа закипела с новой силой. Опять полетели вверх железнодорожные мосты, водокачки, опять стали наводняться прокламациями колчаковские казармы. Лозунги, которые распространялись нами в этот период, предварительно — как правило — утверждались Дальневосточным краевым комитетом партии и целиком отражали требования переживаемого момента. Вот главные из них: 1) «Красная армия победоносно наступает и приближается к Дальнему Востоку. Солдаты, переходите к партизанам и помогайте Красной армии». 2) «Партизаны — лазутчики Красной армии, партизаны вместе с Красной армией борются за социалистическую революцию, за советы. Да здравствует восстание рабочих и крестьян против контр-революционного правительства Колчака!»

В этот период мы больше, чем когда-нибудь, стремились поддерживать связь с партийным комитетом. Прибывший во Владивосток т. Лазо, до этого прекрасно ознакомившийся с условиями партизанской борьбы, самым внимательным и подробным образом информировал нас о политической обстановке, давал указания, советы по всем вопросам. Предусмотрительность Лазо часто доходила до самых тонких деталей. Однажды мы получили от него письмо, в котором он рекомендовал в целях конспирации изменить маршрут «связи», переотправлявшей наши письма во Владивосток по тропе, причем новую тропку, до этого мало нам известную, он описал во всех ее изгибах и особых, нередко незначительных приметах с такой подробностью, что впервые пользовавшийся этим путем товарищ без всяких трудов и приключений дошел до Владивостока. Этот факт впрочем характерен не только для Лазо: он также показывает, насколько прочно к тому времени были налажены сношения с партийным комитетом, тесная связь с которым не в малой степени способствовала успеху наших военных планов.