Шрифт:
«Морковские, — писал Горевоцкий, — таскали мясо с птицекомбината в ведрах для мусора».
«Реус с любовницей Лидой гнали самогон из батареи центрального отопления».
«Старуха Валентина Грубах, член партии с 1924 года, тайно по ночам принимала клиентов и торговала собой».
«Жеребковский оказался полицаем и предателем, а жена его заложила».
«Сапожник Мостовой, тайный агент НКВД, брал работу на дом и по ночам стучал молотком. Будя соседей».
Однажды Зеленый закашлялся и сказал, знакомо картавя:
— Алес, Наденька! Рэволюция в опасности!
Горевоцкие испуганно переглянулись. А попугай с той поры замолчал. Выговорился.
И только иногда, когда Горевоцкий приходит с работы, попугай устало и грустно произносит:
— Зельман, тапочки! Надень тапочки! — и ласково добавляет: — Сволочь…
Рыбка
Ребенок заявила: мол, я была хорошая, чистила зубы без предупреждения, красиво написала три строчки «мэ» и «нэ», не плакала, не шумела, не надоедала, не теряла носовой платок — вон он на кошкиной шее привязан для особой красоты. Поэтому хочу рыбку! Не кушать. А так.
Раз ребенок была хорошая — поехали!
Магазин «Экзотика». Кругом аквариумы. Рыбки всякие — с вуальками, полосочками, в горошек… Из-за занавески продавец вышел — бледно-зеленый какой-то, худой, лысый совсем, без бровей, без ресниц, как будто сам из аквариума только что выбрался, и шатается как ламинария — вправо-влево, вправо-влево… Ихтиандр. Говорит-булькает: чего изволите? Ребенок вверх пальчиком ткнула — хочу во-он ту рыбку.
А там какая-то серая, плоская. И взгляд! Вы пантеру видели? Вот. Пантера.
Ихтиандр обрадовался вдруг, засуетился:
— Какой прекрасный выбор, какой умный ребенок! Это очень редкая рыбка, африканская такая рыбка. Берите, не пожалеете!
Взяли. И рыбку. И аквариум. Механизмы всякие — воду греть, кислород чтоб рыбе, свет… Корм сухой.
— А если надо спросить-проконсультироваться, так вы звоните в любое время. — Это Ихтиандр. — Да. В любое время. С трех до четырех. Дня.
Ох, не нравился мне этот Ихтиандр со своей рыбкой африканской, не нравился. А на прощание — мол, вы еще сюда ко мне придете.
Угрожал. Явно угрожал. И правильно! Рыба сухой корм не ела.
Звоним. С трех до четырех дня.
— А нужен живой корм, — сказал Ихтиандр.
— А где?
— А вы приезжайте.
Приехали. Взяли. В банке литровой. Копошится и хрустит.
Рыба ела будто в последний раз.
Тут живой корм взял и приуныл. Дохнуть стал.
— А его кормить надо! — Это Ихтиандр с трех до четырех. — И среда нужна. Чтоб тепло и болото в банке.
Значит, так: в воскресенье купили рыбу. В понедельник — живой корм. Во вторник — корм для живого корма. Как раз в среду купили среду.
Уже вроде все. Сиди, ребенок, и любуйся рыбкой. Но тут кошка, дурочка любопытная, в аквариум лапой. А рыба — цап за лапу! И кушать. Еле отодрали.
Кошка на лапу дует. Хромает. А рыба — ничего. Смотрит только из-за стекла так с интересом и зубами — хрясь! хрясь!
Ребенок испугалась. Не хочу, говорит, рыбу. Лучше буду противная, непослушная, платки буду терять. Только отдайте ее, такую кусачую, куда-нибудь.
Отдали соседям. У них аквариум огромный — хоть акулу держи. Что уж нашу пантеру. Отдали приданое — и живой корм, и корм для корма, и среду. В пятницу.
В субботу — несут обратно.
— Она всех наших рыбок поела. И в стекло стучит. Громко. Чтоб кормили. И за собакой наблюдает. Туда-сюда глазами, туда-сюда. И лицо у нее плохое. Вот вам она обратно.
Вернули. Но без корма. Сколько корм ни корми, а он кончается.
Мы бегом Ихтиандру звонить. А его и нету. Даже с трех до четырех.
Тогда в зоопарк побежали. Пристроили рыбку нашу. Рыба-то действительно редкая, африканская, до двух метров в длину вырастает…
А Ихтиандра-то, оказывается, взяли. За контрабанду живого товара.
…Теперь у ребенка есть тамагочи. Днем спит. По ночам пищит. Встаем по очереди. Кормим.
Виктор П. и Моль
У Виктора П. в шкафу жила Моль. Виктор с ней боролся. Но той все было нипочем. Она ела нафталин, запивала лавандовым маслом, укрывалась ореховыми листьями и курила табак.
Со временем Моль обнаглела. Она стала вылетать из шкафа, пикировала на Виктора и откусывала свитер прямо с плеча. По утрам она прилетала на кухню, пила с Виктором кофе, ела гренки.