Богатство сквозило изо всех углов роскошного особняка неподалёку от Гроув-Хилл-роуд в предместье Камберуэлл на южной окраине Лондона. Здесь нет вездесущей сажи, а зелёные холмы по соседству делают сей кусочек Англии пригодным для жизни. Князь убедился, что его пригласили явно не для того, чтобы расстаться с родовой недвижимостью. Хозяин этого поместья по меньшей мере не уступает размером капитала самому Паскевичу вкупе с приданым Юлии Осиповны. Значит, разговор о другом. Неужели о настоящей цели визита в Британию?

Баронет не стал ходить вокруг да около и принёс извинения за то, что русского фельдмаршала пришлось пригласить таким необычным способом, упоминая дальнейшую судьбу наследника.

— Ай донт андерстэнд, — привычно унизился князь. — Май инглиш бэд. Айм нид интерпритер [17] .

Возможно, в другой стране вельможа с таким же культурным и общественным статусом попробовал бы другой язык, но не в Альбионе. Если существует английский, для чего, чёрт побери, учить другой? Пусть туземцы изучают английскую речь.

Кунард переглянулся с полноватым немолодым мужчиной. Тот досадливо и нехотя кивнул. Строганов, доселе остававшийся в курительной, был приглашён лакеем в кабинет.

Одетый на этот раз как ординарный клерк из Сити на фоне элегантного князя, он произвёл впечатление его наёмного работника. Некоторый диссонанс в картину внёс объёмистый саквояж, с которым interpreter категорически отказался расстаться.

— Где мой сын? Что ему угрожает? Что вам нужно? — прямо спросил Паскевич, прекрасно понявший предварительные манёвры баронета. Но того не просто было сдвинуть с намеченной линии.

— Позвольте представить вам моего старшего брата сэра Эдварда, второго баронета Кунарда, управляющего судостроительной компанией «Кунард док ярд лимитед». Мы хотели бы сделать вам чрезвычайно выгодное предложение.

Строганов перевёл, напомнив князю о договорённой стратагеме в основном вопросе. Тот снова спросил о сыне.

— Сэр Вильям, сэр Эдвард, его сиятельство настаивают на ясности в отношении мидшипмена Фёдора Паскевича. До этого он ничего обсуждать не намерен.

Иван Фёдорович чуть вздрогнул. Граф усилил напор, отступив от дословного перевода, тем начал свою игру. Что далее ждать от этого человека?

Братья снова переглянулись. Ответил старший.

— Курсант Паскевич находится на борту фрегата «Шеннон» в учебном плавании.

— Что-либо помешает ему отправиться домой на вакации после возвращения «Шеннона» в Портсмут?

— Мы рассчитываем избежать даже обсуждения негативных возможностей, — снова взял слово Вильям. — При наличии разума и доброй воли вашему сыну ничто не угрожает.

Следующую реплику Строганов буквально выдушил из князя, и даже англичане, не понявшие короткий русский диалог, заподозрили, что переводчик — не просто слуга.

— В таком случае я отказываюсь от любого сотрудничества категорически. Желаю знать: что будет с моим сыном?

— Возможны самые печальные последствия, — Вильям напустил на себя сожалеющую мину и по привычке посмотрел мимо собеседника на античный бюст.

— Вы убьёте его.

То, как изуродованный русский произнёс эту фразу, спокойно принимая будущую смерть юноши, на миг вывело судовладельца из равновесия. От его внимания не укрылось, что князь промолчал. Стало быть, переводчик — отдельная фигура. Как его, Troshkin? Имена обслуги запоминать не принято. Впрочем, с ним предстоит разобраться потом.

— Скажем так: вы более никогда его не увидите.

Как ни в чём не бывало, словно речь зашла о ценах на пеньку, русский продолжил:

— Тогда его светлость готов выслушать и обсудить ваши предложения.

Через три часа в номере отеля, снова обсуждая гнусную выходку английских торгашей, Паскевич, несколько оглушённый изрядным возлиянием коньяка, спросил:

— Ради всех святых, Александр, какого дьявола вы в самом начале спровоцировали негодяя на прямые угрозы?

— Потому что требовалось, чтобы баронет произнёс роковые слова не позднее чем через четыре минуты.

Он водрузил на низкий столик у камина свой объёмистый и тяжкий саквояж, с усилием вытащил из него железный ящик с коническим раструбом наверху.

— Не забывайте, Иван Фёдорович, мы живём в просвещённом девятнадцатом веке, полном великих изобретений и технических премудростей. Этот аппарат придумал французский механик Роже Брюно и продал его вместе с чертежами моему тогдашнему хозяину, бею, который для лучшего сохранения тайны приказал отравить инженера. Устройство просто и остроумно, не сомневаюсь, что в Европе его снова изобретут. Лондонский часовой мастер за немалые деньги изготовил сию снасть за неделю, однако барабан я заказал в ином месте и сам собрал воедино. Послушаем!