Шрифт:
Когда жук удалился, с другого конца сада донесся щелчок. Подняв голову, еж увидел, что человек закуривает. Рядом сидела собака и заглядывала ему в глаза. Удобный момент для того, чтобы пересечь сад. Еж пригнулся и двинулся в путь. Он не видел ничего, кроме травы и еле различимой тропки. Но не успел он нырнуть в траву, как раздался гулкий металлический звук. Еж остановился, по телу его пробежала дрожь, иголки встопорщились от возбуждения. Он хотел привстать, взглянуть поверх травы, узнать, что это за металлический звук, но трава была чересчур высокая, кроме крыши дома и горы вдалеке, зверек ничего не увидел. Звук повторился, настоящий металлический звук, — еж выгнул спинку и вобрал его всем своим существом, без остатка. Что-то в нем завертелось, как будто чья-то невидимая рука заводила невидимую пружину, и наш путник вот-вот закружился бы вокруг собственной оси, но металлического звука там, за травой, больше не было слышно. Вместо него раздался голос человека, он что-то говорил жене, произносил слово «жажда», жена тоже несколько раз произнесла это слово, пожелав этой жажде сгинуть навечно, и без особой радости — еж чувствовал это по ее шагам — направилась к дому, а муж вдогонку предупреждал ее, чтоб не слишком разбавляла его любимый напиток, поменьше разговаривала и вообще соблюдала осторожность, потому что им сейчас овладел бунтарский дух. И в доказательство того, что бунтарский дух овладел им, забарабанил пальцами по плетеному столу и зарокотал «Ревет и стонет Днепр широкий». Однако, хоть он и напускал на себя свирепый вид, настроение у него было преотличное.
Немного погодя человек уже утолял жажду, а жена убедительно втолковывала ему, какой вред приносят ему этот напиток, кофе и табак в его шестьдесят лет с хвостиком. Она настойчиво твердила, что табак содержит канцерогенные вещества, а муж, прихлебывая свой напиток, засвистал «Как прекрасен этот мир» и вопреки доводам жены закурил, с величайшим наслаждением затянулся и весь потонул в клубах дыма. И чтобы показать жене, что ему нет дела до ее наставлений и что ни кофе, ни табак, ни алкоголь не причиняют ему никакого вреда, стал еще громче насвистывать «Как прекрасен этот мир», аккомпанируя себе ударами кулака по металлическому подносу. Еж мгновенно ухватил ритм металлических звуков, невидимая пружина в нем лопнула, его закружило, он потерял рассудок и, кружась и подпрыгивая, двинулся по полевой гвоздике прямо на человека, собаку и женщину. Страх его улетучился, весь окружающий мир исчез, остались только металлические звуки.
Э. С. по-прежнему держал на коленях кабаноубивца, стучал по подносу, ласкал глазами свой винчестер, собака сидела у ног хозяина и сияла так же, как он, а женщина сидела в плетеном кресле и восхищалась мужем, но не показывала этого, чтобы он не возгордился. Он, однако, прекрасно понимал, что им восхищаются, несмотря на бесконечные споры и несогласие с его мыслями и поступками.
В сущности, основная забота женщин — еще смолоду, как только мы попадаем им в руки, — внушить нам лестную мысль, что мы мужественны, но едва мы на эту лесть поддадимся, как они принимаются немилосердно толкать нас к благоразумной, полезной жизни, и главная, нет — высшая их цель — натянуть на нас теплые шерстяные носки, укутать теплым шарфом, внушить ужас перед любыми сотрясениями, убедить, что умный человек приспосабливается к окружающей среде, объяснить, что для нас вредно и даже пагубно. Мало-помалу они приучают нас есть вареную пищу, пить воду — не слишком горячую и не слишком холодную, запаковывают нас в гигиеническую, стариковскую одежду, чтоб мы ненароком не вспотели, не простудились, и, уподобив нас кокону, в который заворачивается шелковичный червь и который в народе называют «кутанкой», садятся напротив и любуются своим наивысшим творением. Однако в тот миг, когда из груди женщины вырывается вздох облегчения и она предается благостному покою, подобно господу богу после сотворения мира, и в особенности человека, из кокона выпархивает бабочка или вылезает черт.
Мы охотно продолжили бы, дорогой читатель, эту тому, но тут трава вокруг заметалась, точно от порыва ветра, и тем привлекла наше внимание. Джанка обернулась рывком и застыла молча, словно язык проглотила. «Боже!» — воскликнула женщина, а Э. С. закричал: «Ну, чертяка! Ну, молодец! Почище дервиша отчебучивает!»
Еж танцевал. Кружился вокруг своей оси.
— Мой унтер диву дается, — сказал Э. С.
Он называл унтерами своих собак. Человек он был штатский, но питал слабость ко всему военному, к оружию, к крупным женщинам и схваткам с бандитами. Любил такие слова, как «унтер», «поручик», «кавалерия», «атака», и, о чем бы ни шла речь, всегда находил повод их ввернуть. Читатель впоследствии увидит, как, обуреваемый воинственным духом, наш герой вступает в поединки и сражения, вызванные все той же склонностью к военным действиям.
Собака Джанка и вправду давалась диву, потому что еж ни чуточки ее не испугался, а все плясал и кружил в такт ударам. Э. С. бил по металлическому подносу для кофе, нержавеющая сталь гудела под его пальцами, еж упоенно прыгал, ничего не видя вокруг. Никто и нигде еще не сумел объяснить, с каких пор еж пристрастился к звукам, которые издает металл. В минувшие века старые люди заметили эту его склонность, назвали один день в году Благовещеньем и в канун этого дня в селах колотят кочергами, кирками, мотыгами, приговаривая: «Бегите, змеи, жабы, ящерицы, завтра грядет Иеремия». Когда в каждом дворе, в каждом саду гудит железо, когда каждое село, каждая деревушка превращаются в огромные кузни, ежи выползают из укрытий и, неудержимо притягиваемые гулом металла, приближаются к человеческому жилью. Они спешат отовсюду, скатываются по откосам, проникают в сады, дворы, огороды, а когда солнце прячется за горизонтом, начинают метаться в поисках ночлега. Присутствие ежей заставляет змей уползать из селений.
Так благодаря вмешательству человека одна чаша весов перевешивает, и равновесие в природе нарушается людям на пользу — селение освобождается от пресмыкающихся… Э. С. никогда не замечал змей возле своего дома — возможно, именно еж держал их на расстоянии. Но сейчас Э. С. не думал о змеях, все трое — он сам, жена и собака — были целиком поглощены пляской маленького путешественника.
— Браво! — воскликнул Э. С., в последний раз ударил по металлическому подносу и положил его на стол.
Еж остановился, оглянулся вокруг, заморгал, но не сразу сумел очнуться, он словно свалился с луны.
Трава возле него была истоптана, чуть поодаль он увидел мужчину и женщину — они высились над травой, огромные, чуть не до самого неба. Между ними — собака, ростом лишь до середины неба. От удивления ее длинные уши вытянулись так, что касались земли. Поскольку еж пришел в себя не сразу, возвращался к реальной действительности постепенно, то и страх он почуял не сразу, а постепенно. Он сгорбился, готовый в следующее мгновение превратиться в колючий кулак. Для этого достаточно было собаке разок тявкнуть и замахнуться на него лапой. Но собака не замахнулась и не затявкала, а стояла как вкопанная. Зато шевельнулся человек.
Еж, опередив его, превратился в серый шарик на зеленой траве. Во все стороны выставил этот шарик колючки. Человек дотронулся до него стволом своего винчестера, еж перекувырнулся, но продолжал оставаться шаром.
— Он научился защищаться, — сказал Э. С. — Колючки у него вместо доспехов… Ну, Джанка, — обратился он к собаке, — больше ты не сможешь колотить его лапой.
Собака виновато поморгала.
— Ладно, ступай, — сказал человек и подтолкнул ежа ружьем. — Если тебя что напугает, сворачивайся в танковый кулак — и в наступление! Давай!