Юноша же не покидал палубы. Хотя правильнее было бы сказать, что он попросту не мог сделать и шагу, завороженный торжественностью небесного гимна всесильному творцу всего на свете. Звезды рассказывали ему удивительные истории, ибо он слышал их речи, а ветерок и волны толковали эти истории на свой лад. Говоря же простыми словами, юный странник, понимающий, что происходит вокруг него, готов был кричать от восторга.

Мудрый Алим видел, что происходит с его юным освободителем. А потому — воистину, в этом иногда куда больше мудрости — просто молчал, давая юноше время насладиться всем увиденным и слегка привыкнуть к окружающему миру. Скажем по секрету: Алим прекрасно знал, что Мераб все ждет того мига, когда он, неспящий и неведомый маг, покинет его. Но это вовсе не обижало бестелесного мудреца, ибо мы опасаемся потерять только то, что нам по-настоящему дорого, со страхом ждем расставания с тем, без чего не можем обходиться.

Огромная Луна освещала все вокруг. Мераб почувствовал, как затекла его шея, и решил, что пора присоединиться к отчетливо различимому отдыху Максимуса в просторной каюте.

— Мальчик мой, — услышал он голос Алима, — что за четки столь твердо сжимаешь ты в руках?

Мераб чуть разжал руку. Он и не заметил, что сжимал их до мраморной белизны пальцев с самого мига расставания с отцом.

— Ах, неспящий мудрец… Эти четки, говорят, некогда нашел среди развалин неведомого города дед моего деда. Или, Аллах всесильный, дед деда моего деда… Одним словом, нашел их первый из мужчин нашего рода, который обосновался в Джетрейе и стал ее первым визирем. У нас в семье они передаются от отца к сыну, ибо считается, что в тех случаях, когда нужен совет, не найти лучшего решения, чем то, что подскажут старые четки. Смотри!

И Мераб раскрыл ладонь. Полупрозрачные серо-черные камни заиграли в свете звезд. Крохотные капли, казалось, впитывали блеск светил для того, чтобы в следующий миг вернуть его с лихвой.

— Обсидиан, — с непонятной юноше опаской проговорил Алим. — Вновь обсидиан…

— О да, невидимый маг, звездчатый обсидиан.

— А знаешь ли ты, пытливый юноша, что камень этот с седой древности считается камнем магов? Обсидиан пользуется уважением за способность защищать от негативных воздействий; однако и колдуны признают, что каждый кристалл обсидиана — это вход в лабиринт, полный тайн и загадок, в котором все пути ведут к постижению себя посредством раскрытия тайн Вселенной. Поэтически настроенные любители метафизики называют обсидиан «зеркалом скрытых эмоций» и уверяют, что, любуясь игрой света на поверхности этого камня, можно услышать музыку сфер. Знаешь ли ты, что камни, подобные твоим, способствуют обострению внутреннего зрения, помогают навести порядок в мыслях и избавиться от «мусора», который мешает быть счастливым?

— О да, я читал об этом… Знаю, что обсидиан считают камнем, который может уберечь и от дурных поступков, удержать на грани, за которой человечность переходит в свою противоположность.

Алим усмехнулся.

— Урок мне: я все время забываю, сколь много знает мой юный собеседник…

Мераб улыбнулся в ответ.

— Более того, мой невидимый друг, я знаю, что именно на обсидиановой чаше повелел некогда Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими, высечь надпись: «Если не знаешь, как поступить, поступай благородно…»

— Воистину так.

— Вот теперь у меня и появится возможность проверить, правда ли все то, что говорят об этом древнем камне…

А Алим подумал, что теперь будет привязан к своему юному спасителю еще и невидимой магией, рожденной в мгновение, когда древний вулкан исторг из своих недр потоки кипящей лавы, породившей эти самые «камни благородства». «Однако, — тут же признал незримый мудрец, — нет в этом ничего дурного… Был я некогда пленником обсидианового блюда коварного магрибинца. Но воспоминание об этом черном колдуне вскоре сотрется из людской памяти, если уже не стерлось. А я по-прежнему восторгаюсь прекрасной жизнью».

Долго еще размышлял неспящий Алим в эту ночь. Правильнее будет сказать, что размышлял он все время: и когда уснул Мераб, и когда поутру проснулись юноша и Максимус, и даже когда на следующее утро на горизонте показались берега Либийского Рога.

Первая часть пути, самая легкая, осталась позади. Едва миновал полдень, как ноги странников ступили на улицы самого восходного из городов Либии — древней Зейлы — и сделали первый привал на пути к еще неведомой далекой цели.

— Ну что ж, Мераб, — Максимус пытался перекрыть гомон, который стоял в харчевне. — Когда теперь нам следует отправляться в путь?

— На рассвете, — пожал плечами Мераб.

— Но как же эта твоя Луна без мозгов? Теперь она нам не помешает?

— Без мозгов, почтенный?

— Ну да… Которая мешает начинать разные дела. Или пускаться в плавание…

— Теперь она нам не страшна — мы же отправились в путь правильно. А сейчас просто странствие продолжаем. И потому Луна «без курса», или «без мозгов», уважаемый, нам вовсе не страшна…

— Вот и славно, мой друг… А что же нам страшно?

Мераб удивился вопросу Максимуса: с его, юного странника, точки зрения, так лев мог спрашивать у воробья, каким должен быть, его, царя зверей, ужин в эту закатную пору.

— Должно быть, подлость человеческая, ибо она страшна везде и всегда.

— Да, малыш, тут ты прав… Но если нашему странствию больше не грозит твоя глупая Луна, если ты не видишь никаких опасностей, то мы и в самом деле отправимся на рассвете. Но вот куда?