– Возраст примерно тот же, – согласился Верещагин, – но поймите…

Тут малышка, лежавшая в кроватке, открыла глазки и сказала:

– Мама! Мама!

Вера кинулась к ней, стала гладить по головке.

– Слышали? Она меня узнала! Теперь перестанете повторять, что моя доченька скончалась? Мы увозим ее домой!

Глеб Алексеевич кивнул:

– Конечно, голубушка, извините нас, мы напутали. Умерла другая пациентка, Женя жива. Она случайно убежала от медсестры в лес, перепачкалась. Девочку нужно помыть, а вы пока отдохните.

Врач сделал Вере Петровне укол. Мигом заснувшую Буданову на каталке доставили в арендованный домик и уложили в кровать. Иван Сергеевич остался в кабинете Верещагина…

Олигарх замолчал. Потрясенные его рассказом Нина и Володя были не в состоянии произнести ни слова. Вера Петровна схватила бутылку виски и сделала пару глотков прямо из горлышка.

– Вы уговорили профессора молчать про смерть Жени, – выдохнула я. – Удалили найденышу родинку и спокойно привезли домой с документами покойной дочери. Вот почему вы отправили в Лондон Нину. Десятилетнюю девочку трудно обмануть, она живо поймет: перед ней не родная сестренка. Прежнюю прислугу вы выгнали, переехали на новое место жительства, а когда вернулась старшая дочь, она ничего не заподозрила, потому что за несколько лет отсутствия в Москве забыла, как выглядела Женечка, у Нины в памяти осталось лишь общее впечатление: светлые волосы, голубые глаза. И детки так быстро меняются, месяц пройдет – они уже иные.

– Никого я не уговаривал, – огрызнулся Иван Сергеевич. – Просто заплатил доктору.

– Вам не пришло в голову, что у найденного в лесу ребенка есть родители? – разозлилась я.

Лицо Буданова исказила гримаса.

– Я спасал жену. Вера могла умереть, это и Верещагин понял. Между прочим, ему очень нужны были деньги. Я потом выяснил, что он в карты играл, вечно сидел на мели. Но Глеб Алексеевич еще и Веру пожалел. Супруга реально поверила в воскрешение Жени. Потом, конечно, поняла, что ошиблась, но к тому моменту малышка уже звала ее мамой. Что же касается родителей найденыша… С первого взгляда было ясно: перед нами беспризорница, ее плохо кормили, не мыли, били – у ребенка по всему телу оказались синяки, да еще рука сломана.

– Девочка ведь долго ходила одна по лесу… – подал голос Костин. – Когда вы ее нашли?

– Двадцать второго июля, – уточнил Буданов, – после обеда.

Мой друг сдвинул брови.

– Мари потерялась десятого числа того же месяца. Двенадцать дней без еды кого угодно сделают истощенным. Пятилетка спала в лесу на земле, днем куда-то шла, спотыкалась, падала, отсюда кровоподтеки, перелом. Вы хоть пытались искать ее родственников? Обращались в милицию?

Иван Сергеевич нахмурился.

– У меня умерла дочь, я мог в придачу потерять жену. И что хорошего можно ждать от представителей закона? А девочка стопроцентно была из плохой семьи, вероятно, сирота. Предположим, я бы нанес еле живой от горя супруге еще одну травму, вырвал у Веры из рук девочку и сдал ее в милицию. Ну и что далее? Начнут парни в форме ретиво искать семью малышки? И я рассудил так: скорее всего – нет. Кроху живо отправят в приют, там ее будут мучить старшие дети, она вырастет полуграмотным созданием, сопьется и умрет лет в двадцать. Если же милиция неожиданно проявит рвение и обнаружит мать бедняжки, тогда девочка может и вовсе не дожить до подросткового возраста, погибнет в отчем доме от пожара, побоев, голода. А что будет с Верой? Она попадет в психиатрическую лечебницу, наш брак рухнет… Разве плохо живет сейчас Женя? Она счастлива, богата. Правда, мужа никак не найдет. Но я решу эту проблему. К черту психологов, нечего идти у них на поводу. Дочь вернется домой, под родительское крыло. Хватит с нас ее самостоятельности! И дурацкое имя «Эжени» слышать больше не желаю, она – Евгения. Названа в честь моей матери.

– А где… – начал было Володя.

Но Иван Сергеевич не дал ему закончить фразу, быстро велел жене:

– Вера, принеси мои таблетки от головной боли. Нина, завари мне чаю.

Обе женщины молча встали и вышли. Буданов взглянул на Костина.

– Знаю, что вы хотели спросить, поэтому удалил их из комнаты. Ни жене, ни дочери не стоит слышать дальнейший разговор. Жена старательно убеждает себя, что Женя жива, а Верещагин двадцать лет назад ошибся. Я стараюсь поддерживать это ее заблуждение, опасаюсь нервного срыва. Сегодня и так пришлось снова те события пережить, как бы ей хуже не стало. А на самом деле наша родная дочь умерла, похоронена в могиле моей матери, Евгении Ивановны Будановой. Бабушка и внучка полные тезки, на памятнике написано одно имя, но в земле два гроба. Очень прошу не рассказывать об этом членам моей семьи. И, надеюсь, вы не сольете сведения прессе.

– Придется известить биологических родителей, что их дочь жива, – заявил Володя.

– Кто они? – живо поинтересовался бизнесмен.

– Данная информация не раскрывается в интересах следствия, – отделался дежурной фразой Вовка.

Буданов приподнял бровь.

– Женя их единственная дочь?

– Нет, – после короткого колебания ответил Костин, – есть еще ребенок.

– Отлично! – обрадовался Иван Сергеевич. – Передайте этим людям, что я готов заплатить им большую сумму, если они не станут встречаться с дочерью и оставят ее нам. Можете думать обо мне что угодно, но я люблю своих детей. В случае, если вы согласитесь вообще ни о чем не оповещать их, деньги пойдут на ваши счета.

Костин не стал возмущаться.

– Спасибо за щедрое предложение, однако давайте лучше подумаем, кто и почему мог похитить Эжени. У вас есть враги?

Буданов рассмеялся.

– Невозможно поднять бизнес, никому не перейдя дорогу. Но я бы не стал называть этих людей врагами, просто недоброжелатели всех калибров. Парочку я заработал вчера, когда заключил контракт с американцами.

– Можете составить список ваших недоброжелателей? – продолжал Костин.

– Хорошо, составлю, – согласился Иван Сергеевич. – Только вам его не один год проверять придется.