— Ты не в курсе последних событий.

— А именно? — спросила я, сведя брови.

— Месяц назад погиб один маршал, потому что помощь вовремя не прибыла, но рядом оказался один солдат, только что из Ирака. Подобрал оружие маршала и прикончил оборотня.

— Слыхала я про это. Трагедия и героизм, но что из этого?

— Ты и правда служебную почту не проверяешь?

— Наверное, не так часто, как надо бы. Что я пропустила?

Он достал из кармана телефон, прокрутил почтовые сообщения, потом показал мне экран. Я прочла, перечитала еще раз.

— Ты шутишь?

— Официальный документ.

— Мы теперь можем привлекать помощников, не только оказавшись без поддержки, но также в тех случаях, когда считаем, что умения и навыки привлекаемого лица пойдут на пользу выполнению ордера и предотвратят гибель гражданских лиц. Матерь Божия, Эдуард! Это же карт-бланш на создание разъяренной толпы!

— Да, здесь заложена возможность злоупотребления.

— Злоупотребления. Здесь заложена возможность вил и факелов!

— Анита, прекрати. Никто сейчас вилами и факелами не пользуется. Будут фонари и ружья.

— Эдуард, не смешно. Проблема гражданских прав вылезет сразу же.

— Я не знал, что тебя это волнует. Или это переменилось с тех пор, как ты помогла принять закон о пощаде маленьким вампирчикам, когда их мастер оказывается бякой?

— Я только сказала, что эта маленькая поправка к закону очень быстро может вырасти в неодолимую проблему.

— Может, и так, но для нас в данном случае эта поправка полезна.

— Хочешь сказать, что мы привлечем в помощники телохранителей из Сент-Луиса?

— Это мысль.

Я открыла рот, закрыла, подумала еще раз и сказала:

— Черт побери. Сейчас для нас действительно полезно, но...

— Бери сейчас, что дают, Анита. А насчет толп, зверствующих в рамках закона, будем волноваться позже.

— Договорились.

Я кивнула.

— Уговори ее переписать ордер на тебя, я позову в дело Олафа и Бернардо, а ты вызовешь из дома телохранителей.

— Ты их сейчас почти всех знаешь. Хочешь помочь в выборе?

— Доверяю твоему мнению.

— Высокая похвала — когда от тебя.

— Заслуженная.

Я попыталась не делать слишком довольный вид, но вряд ли получилось.

— Спасибо, Эдуард.

— Да не за что. Но сперва надо, чтобы она на тебя ордер переписала. Получи ордер, а тогда у меня будет план.

Он не стал мне излагать, что за план, но раз он мне признался в своем «настоящем» имени, то пусть себе держит свой план в секрете. Пока что.

Маршал, с которой мне нужно было мило побеседовать и выманить ордер, была женщиной, и потому у нас с ней был общий номер в отеле. Маршал Лайла Карлтон, пять футов шесть дюймов, плотного сложения. Не в том смысле, что она толстая, а в том, что вся — мускулистая и округлая. В излишней одежде, наверное, могла бы показаться толстой, но когда видишь ее в футболке и в джинсах, тогда понимаешь, что этот весь «объем» — выпуклости да мускулы. Когда она брала свой рюкзак или снаряжение для охоты на вампиров — а оно наверняка весило те же пятьдесят фунтов, что и мое, — проявлялись бицепсы, и сразу становилось ясно, что она очень сильная.

Впрочем, сама она так на это не смотрела.

— Какая ж ты миниатюрная! Я же эту девичью талию одной рукой могу обхватить, а у тебя еще и сиськи есть, и задница. Подруга, так нечестно.

Она выбрала подход вроде «вот вывернусь наизнанку и скажу тебе комплимент прежде, чем ты мне успеешь». Я делала вид, что этого не замечаю, и либо отвечала какими-то комплиментами, либо соглашалась: да, я хорошо выгляжу, и встречного комплимента не выставляла. Это последнее усиливало ее неприязнь ко мне. Она уже сообщила мне, что так как я меньше на несколько размеров, я ей не нравлюсь. Вот что хорошо в работе с мужиками — такого там и близко не бывает.

Я пыталась, но в этих играх у меня плохо получается.

— Я знаю мужчин, которые твое тело предпочли бы моему.

— Чушь собачья! — ответила она, готовая разозлиться.

— Я общаюсь с кучей древних вампиров — они не любят по-настоящему худых девушек. Им надо, чтобы женщина выглядела женщиной, а не мальчишкой-подростком, которому в последний момент решили налепить буфера.

— Ты так не выглядишь, — ответила она с чуть меньшей злостью, но все еще не дружелюбно.

— И ты тоже. Мы обе миловидные и округлые, какими Господь Бог и предназначил быть взрослым женщинам.

Она подумала, потом усмехнулась, осветившись всем лицом, и я поняла, что мы поладим.

— Что правда, то правда. Но эта задница — не задница белой женщины.

— Мне говорили, что я похожа на мать, только бледнее. Она была испанской крови.

—Тогда понятно. Я так и подумала, что ты слишком круглая, где надо, чтобы быть из белой породы. — Аккуратно разложив одежду на покрывале, она спросила: —А что значит, что тебе «говорили», что ты похожа на мать?

— Ее не стало, когда мне было восемь.