Шрифт:
Я стояла в лабиринте черных стен. Скользкие, почти блестящие, почти каменные, почти зеркальные, и призрак моего отражения колебался в черных поверхностях. Я думала, это обычный кошмар, пока не услышала его голос. Хэвен звал откуда-то из лабиринта:
— Анита, я иду! Анита!
Ага. Сегодня он охотится за мной. Иногда меняться местами — это так несправедливо!
На мне футболка, кроссовки, пояс с пряжкой, а оружия при себе нет. Ну все лучше и лучше...
— Я тебя чую, Анита. Запах твоей сладкой кожи.
Я двинулась по черному лабиринту прочь от голоса.
Подумала, что мне бы нужно оружие. Подумала о своем усиленном браунинге — и он возник в руке. Сон это. Я могу его изменять в некоторых пределах. Обычно я могу вырваться из снов, но сны с Хэвеном меня будто не выпускали. Наверное, чувство вины заставляло остаться и созерцать ужасы.
Я пошла быстрее, сворачивая только налево. У всех лабиринтов одно и то же свойство: одно направление ведет наружу, другое — в центр. Почему я выбрала левую сторону — не знаю. Почему нет? Я только молилась, чтобы этот путь выводил прочь из лабиринта, а не глубже во тьму. Но кошмар есть кошмар, там никогда не побеждаешь. В кошмарах ты терпишь поражение — снова, снова и снова.
Центр лабиринта оказался большим квадратом с фонтаном посередине. Фонтан состоял из черных квадратов и тихо пульсирующей воды, что в центре жуткого и темного как ночь лабиринта было не так уж плохо. Могло быть хуже — и тут же при этой мысли худшее вышло из проема противоположной стены. Оно было шести футов росту, худощавое, мускулистое, красивое суровой красотой. Волосы у Хэвена остались такие же короткие, гелем уложенные в шипы, выкрашенные во все оттенки синего, как будто искусный парикмахер решил сделать вид, что волосы могут быть синими от природы и с переливами яркости. От этих волос светло-синие глаза казались еще синее — так ли это, сказать было трудно, потому что цвета волос и глаз у него всегда были очень близки. Эти синие волосы и татуировки «Улицы Сезам» на плече и навели меня на мысль о кличке «Куки-монстр».
— Чего ты хочешь, Хэвен?
— Чего всегда хотел. Тебя.
— Не получится.
— Здесь — получится. Здесь только я, и больше никого.
— Да пошел ты в...
— Согласен.
— Ты мертвый. Мертвый. Я тебя убила.
— Это я помню.
— Ты мертвый, ничего ты помнить не можешь. Ты просто моя вина, которая приходит каждую ночь.
— Правда? — спросил он таким голосом, что я не могла не задать встречный вопрос:
— А кем же ты еще можешь быть?
Из входов по сторонам квадрата вышли другие фигуры. В белых масках, в черных плащах: «Арлекин». Я подняла пистолет, навела его не очень понятно куда: их слишком много, а такой быстроты у меня даже во сне нет.
Хэвен шевельнулся, я глянула на него. Он был одет в черный плащ, в руке держал белую маску.
— Проснись, — сказал он. — Мы пришли.
Я проснулась, таращась в темный потолок, чувствуя, как колотится пульс, перехватывает дыхание, и тут я это услышала. Дверь. Не ручка двери, но что-то ее слегка задело — первое осторожное прикосновение. Вытащив пистолет из-под подушки, я стала думать, как предупредить Лайлу так, чтобы они не услышали. Там вампиры или оборотни — эти услышат любой шепот. Они, кстати, услышали и перемену моего сердечного ритма и теперь знают, что я не сплю.
Я еще успела сказать Лайле, что они здесь, она села на кровати, но за оружием не потянулась. Черт, а в дверях не было никого. Светлый и пустой проем, наполненный ночью и искусственным светом с парковки. Я услышала этот звук — треск половицы, поняла, что кто-то ползет по полу, закрытый от меня кроватью Лайлы.
Она уже держала в руке пистолет и спросила шепотом.
— Что это? Почему дверь открыта?
Я хотела сказать: «Рядом на полу!» Но вот только что она была здесь с пистолетом в руке, а следующую секунду закружилось вокруг нее что-то черное, и она исчезла. Я видала быстроту ликантропов и вампиров, но сейчас увидела лишь взметнувшийся черный плащ, перетащивший Лайлу на свою сторону кровати. Не просто быстро, а как будто существо это, кем бы оно ни было, само возникло из черной ткани плаща. Блин, так не может быть. Мне замылили мозги? Если да, то меня ждет поражение не в кошмаре, а в реальности.
— Заори — и я ее убью, — сказал голос на той стороне кровати. Мужской, рычащий. Скорее всего оборотень какого-то вида.
— Откуда я знаю, что она еще жива?
— Ты думаешь, я мог бы убить ее так быстро?
— Да, — ответила я.
Он засмеялся.
— Девушка, скажи что-нибудь.
Секунда молчания, тихий стон боли и голос Лайлы:
— Я жива.
— Ты цела?
— Да.
— О, как прискорбно слышать, будто ты думаешь, что невредима. После моего следующего действия ты убедишься, что это далеко не так.
— Оставь ее.
— Оставим, если ты нам дашь, что мы хотим.
— Чего вы хотите?
Я направляла пистолет в сторону голоса, но стрелять было не во что. Если я буду терпелива, может появиться. А ничего нет быстрее пули.
— Тебя.
Я встрепенулась от такого прямого эха моего сна.
— В смысле — меня? Каким образом? Зачем?
— Разве это важно? Если ты не пойдешь с нами, я убью эту женщину.
— Не ходи с ни... — начала Лайла и вдруг замолчала. На этот раз стон боли был громче.