— Так она поправилась?

Я пожала плечами и улыбнулась неопределенно. Вряд ли служба маршалов хочет, чтобы о превращении Карлтон в вервольфа стало широко известно, и уж точно не хочет этого Карлтон.

— Нам всем нужны номера, — сказал Лисандро.

Я кивнула, и он был прав, вернув меня к делу. Что со мной за чертовщина? Я теряю сосредоточенность в разгаре дела — а это на меня не похоже. В такой степени, по крайней мере.

Портье зашел за конторку и спросил:

— Сколько вас ? И согласны ли вы жить не в отдельных номерах?

Я стала было отвечать, но в офис вошли Бернардо и Олаф. Олаф едва не задевал головой потолок — у меня мелькнула мысль, как неудобно быть таким высоким, что потолки тебе низковаты. Хотя у меня такой проблемы нет.

— Горячий кофе! — радостно предложил портье, стуча по клавиатуре. — Сколько вам номеров?

Я посчитала про себя, отпивая глоток кофе. Вкус вполне соответствовал аромату — объедение.

— Три с двумя отдельными кроватями каждый.

— Спасибо, Рон! — сказал Бернардо еще издали и направился к кофейнику.

То, что Бернардо помнит имя портье, улучшило мое мнение о нем. Будь портье женского пола, я бы этого ожидала, но что он запомнил имя мужчины, чтобы быть дружелюбным, навело на мысль: а что если заигрывания Бернардо — всего лишь уровень общения, на который я с незнакомыми людьми не выхожу?

— Значит, места для шестерых, — подытожил Рон, стуча по клавиатуре.

— Ага.

Олаф подошел к конторке.

Рон бросил на него беспокойный взгляд, вроде бы оценивая, насколько лысая макушка Олафа близка к потолочным плиткам.

— Кофеварка вон там, — сказал он.

— Нет, спасибо, — ответил Олаф своим рокочущим голосом.

— Он ни кофе, ни чаю не пьет, — пояснила я.

— Буду знать, — сказал Рон, и видно было, каких ему трудов стоит не пялиться все время на Олафа.

— Мы только вражью кровь пьем, — сказал Ники.

— Как?

Рон перестал печатать и уставился на Ники.

— Он шутит, — пояснила я, глядя на Ники сурово. Этот взгляд ясно говорил ему: перестань.

— Есть два номера наверху возле ваших прежних номеров и один внизу. Вас устраивает?

— Нам нужно быть рядом с номером Аниты, — сказал Ники.

— Аниты... то есть маршала Блейк?

— Да.

Рон ввел еще что-то.

— Очень жаль, но ничего лучше пока нет, пока никто не выехал.

Лисандро стоял возле двери, выглядывая наружу и попивая вкуснейший кофе. Он явно оценил напиток, хотя добавил к нему сливок до цвета загорелой кожи, и сахару, наверное, тоже насыпал. Я хотела назвать его слабаком, но решила, что оно того не стоит, потому что и сама тоже стала иногда добавлять сахар и сливки. Не надо бросаться камнями, камень может отскочить и стукнуть тебе по лбу.

У меня вдруг закружилась голова. Я удержалась на ногах, оперевшись на конторку, Ники поймал меня за руку.

— Что с тобой?

— Голова закружилась, — ответила я.

Колени стали подкашиваться, кофе пролился на стенку конторки. Ники поймал меня за локоть, не дал упасть.

Лисандро свалился мешком. Пустая чашка покатилась по полу. «Блин, это же кофе!» — подумала я, но сказать это вслух не получалось. Я потянулась за пистолетом, но руки слушались слишком медленно. Ники держал весь мой вес на одной руке, прижимая меня к себе, вытащив уже пистолет. И у Олафа был пистолет в руке.

Бернардо с пистолетом в руке свалился на пол. Проклятый кофе пятном разлился по вытертому ковру.

Рон, портье, протягивал руки:

— Я не знал...

Олаф выстрелил ему в грудь, и выстрел прозвучал как взрыв. Я старалась сосредоточиться, остановить проклятое кружение, качающийся мир, и в какой-то момент увидела за стойкой открытую дверь, черную и пустую, но я знала, что она не пуста. На секунду отчетливо был виден черный плащ и белая маска, мгновенно исчезнувшая размытой полосой, так что выстрелы Ники и Олафа пришлись в темноту.

Я услышала звон дверного колокольчика, и последнее, что я видела перед тем как весь мир закружился в черном вихре, была волна летящих на нас черных плащей. Последняя мысль у меня была: «Господи, надеюсь, это подсыпанный дурман, а не их реальная скорость».

Ники в темноте выкрикивал мое имя. 

Холодно. И жестко.

Я лежала на чем-то жестком и холодном, прижимаясь щекой к шероховатой леденящей поверхности. Руку свело судорогой, запястья оказались связаны за спиной. Глаза широко раскрылись, пульс бился в глотке, сердце гулко стучало. Передо мной была каменная стена с темными пятнами. Я попробовала двинуть руками — туго завязанная веревка врезалась в запястья. Шевельнула ногами и поняла, что лодыжки тоже связаны. Их защитили сапоги, но связаны они были так же туго. Сердце готово было меня задушить, его будто надо было проглотить, чтобы спустилось обратно в грудь, и страшно было так, что кожа холодела — не от бетонного пола.