Между тем, оставшись одна, русалка не торопилась вернуться домой. Словно родного провожая, дважды помахала рукой — видно, леший оборачивался. И все стояла и смотрела вслед.

А потом вдруг, поведя плечом, сбросила на траву шаль, распустив небрежным движением завязки, дала скользнуть вниз зеленоватому, отливающему волной платью, вскинув руки над головой, сбросила нижнюю сорочку… Эльф невольно сглотнул: русалка осталась нагой в лунном свете, и, право, трудно было отвести взгляд от ее ладного стана, от мраморной кожи, от сильных, но очаровательно округлых плеч, от крутых бедер.

Что такое три часа? И пять, и шесть легко можно наверстать! Дурень Ляс: заигрался, а ведь мог бы, все выведав, и сам задержаться. Видно, близость больной мечты выбила из его косматой головы все мысли. А может, настроения не было: Ляс из тех, кто с одинаковой легкостью способен и отказаться от подобных забав, и приставить нож к горлу того, что норовит его опередить.

Впрочем, не важно, что там у него на уме, ушел — и спасибо.

В какой-то миг Васисдас едва не потерял голову, он уже готов был покинуть свое укрытие, но вовремя сообразил, что подходить к русалке на берегу реки, мягко говоря, неразумно. Она и сама напомнила: чуть помедлив, раскинула руки, качнулась — лунные лучи словно бы насквозь ее пронзили — и шагнула в воду, однако погружаться полностью не стала, зашла по пояс и остановилась. Негромкая, но звонкая песня пронеслась над блещущей рябью. Не прошло и минуты, как на зов явился водяной — широкоплечий, заросший, но с умными глазами. Они о чем-то быстро переговорили, после чего водяной скрылся из виду, а русалка вернулась на берег и, подобрав одежду, побрела к хате.

Васисдас заставил себя отвести глаза от ее тела и подумать. Разглядеть было трудно, но ему показалось, что водяной, нырнув, поплыл в ту же сторону, в какую ушел Ляс, к броду. Похоже, русалка не так уж и глупа! Надо полагать, Яр кое-что рассказывал ей о бригадной жизни и она хорошо понимает, что леший — последний, кто пойдет на помощь ее мужу!

Русалка подошла к дому и ступила на крыльцо. Васисдас поднялся и неслышно скользнул вперед. Одна рука у жены берендея была занята ворохом одежды, другую она положила на ручку двери — и в этот миг жесткая ладонь зажала ей рот, стальные пальцы сомкнулись на запястье. Втолкнув ее, блестящую капельками речной воды, в хату, Васисдас одной рукой закрыл за собой дверь и сказал:

— Страфстфуй, прокасница! Критшать не надо. Никто не услишит…

Водяной в это время уже спешил к броду. Звали его Глюбом. Русалку Блиску, жену берендея Яра, он любил и когда-то мечтал о том, чтобы проплыть с ней рука об руку три круга над бьющим под стремниной святым ключом, скрепив узы брака. Однако польстился на приданое дочки водяного головы — потом чуть руки на себя не наложил, потому что молодая жена его вскоре бросила, отсудив половину имущества, а прежняя любовь никуда не делась, только жарче горела в груди, подогреваемая чувством вины.

Блиска зла на него никогда не держала, но Глюб все искал прощения, готов был чем угодно услужить бывшей возлюбленной. Несколько раз она и впрямь обращалась к нему с просьбами, но все такими простыми, что они только распаляли сердце водяного.

Нынче впервые он ощутил в ее Зове ноту глубинной тревоги. Разом все бросив, приплыл — и замер от восхищения, любуясь неизбывной красотой Блиски. Вместе с одеждой сухопутных она сбросила и все перенятые от них привычки, на минуту став совершенно прежней, какой он знал и любил ее многие годы.

Нынче и просьба была не чета прежним… Она просила ради своего земного мужа — что ж, Глюб давно забыл, что такое ревность. Он плыл вперед, ввинчиваясь в воду своим сильным мускулистым телом, едва прикрытым одеждой из листьев кувшинок, мощными взмахами разбивая встречные течения.

Вот и брод. Не поднимаясь над водой, Глюб перевернулся на спину, повернул голову к одному, к другому берегу — и увидел как раз спускавшегося к реке лешего. Водяной присел на краю отмели. Луна уходила, звездная тьма смыкалась над миром, в последних отблесках света он видел, как Ляс на ходу обтесывает жердь.

Понеслись под водой всплески — промеряя глубину перед собой, леший сошел с берега и двинулся по отмели вперед. Глюб выпрямился, когда до него оставалось несколько шагов. Ляс замер, машинально перехватив слегу так, чтобы при случае воспользоваться ею как оружием.

— Не ходи туда, — произнес Глюб.

Он не жаловал сушу, и выговор у него был гортанный, булькающий.

— Кто ты и что тебе нужно? — спросил Ляс.

— Кто я — не важно. А хочу, чтобы ты не ходил туда, куда направился.

— Что тебе за дело? Откуда про мой путь прознал?

Если бы Глюб чаще общался с жителями суши, он бы угадал в голосе лешего опасное напряжение. Его выручило только предупреждение Блиски не вступать в долгие разговоры и быть наготове. Поэтому он успел отклониться, когда Ляс, не дожидаясь ответа, резко ткнул его слегой в живот, ухватил ее и, рванув, повалил противника. Тот ушел под воду с головой, тут же оттолкнулся ногами, чтобы оказаться подальше от водяного, потом привстал, фыркая и мотая головой. Правая рука его оставалась под водой, будто он держался за ушибленное колено, однако Глюб прекрасно видел, что в ней зажат нож.