Мастер перешагнула через узкую речушку, перепрыгнула ещё пару, и лишь потом её ноги опустились на нежную, тонкую, но в то же время колкую чешую, покрывшую добрую половину пещеры. Остановившись в нескольких метрах от не шевелящегося, но живого хвоста, она опустилась и села:

– Здравствуй, любимый.
– Улыбнулась Веллизы, зная, что тот, ради кого она проделала долгий путь от Храма Северной Звезды до Бактикской расщелины, находится в сознании и слышит её голос, а возможно, и её мысли.

Голова, держащаяся на тонкой, ещё не до конца восстановившейся после трансформации шее, медленно, с хрустом позвонков и шуршанием сухожилий, приподнялась, и мастер наконец увидела его лицо. Его прекрасное лицо, пусть на нем и была тонкая кожа, просвечивающая вены, мышцы и челюсть, пусть он выглядел так, словно его изуродовали ожоги. Он прекрасен.

Огромные желтые глаза Одераричи с трудом сфокусировали свой взор на монахине. Золотисто-медное кольцо, внутри которого вырисовывалось ещё одно, хоть и нечеткое, и недалёкий от круглого, но всё же вытянутый вертикальный зрачок. Змей отчужденно глядел на Визы несколько минут, прежде чем она решилась ещё что-то сказать.

– Наконец настал этот день, и ты пробудился, любимый. Я так рада, - лепетала она и лелеяла каждый миг, в котором могла видеть его, - мне столько всего тебе нужно рассказать, любимый!..

– Сколько раз ты собираешься повторить это глупое слово?
– Пронесся по пещере его леденящий душу голос, от которого задрожала вода, и мурашки радости и благоговения вихрем промчались по телу Визы.
– Что тебе нужно от меня?

На мгновение она онемела, не ожидавшая такой встречи. Не будь в ней слепой любви и жажды обожествления находящегося перед ней одного из древнейших существ в мире, она смогла бы трезво оценить ситуацию и никогда не пришла бы сюда. Но сердце ныло, и сердце звало. Ни один мужчина, а их у неё были сотни, не смог заменить его.

– Я вижу, годы не помогли тебе побороть твою детскую слепую влюбленность, Монтера. Говори, что хотела сказать.
– Он говорил тихо, но пещера как следует усиливала его голос и каждое слово, каждый вдох были слышны.

– Я... шла к тебе, надеясь, что чувство, возникшее между нами столько лет назад, ещё теплится в твоем сердце. Я...

– Чувство? Желание продолжать свой род вовсе не должно быть вызвано каким-либо чувством. Я дал тебе возможной привнести в этот мир новую жизнь и дорого заплатил за это. Здесь нет никакого чувства.
– Голос Одераричи вовсе не отдавал хрипотцой, он просто был сиплый и низкий. Взгляд по-прежнему не выражал ничего, как было всегда.

– Надеюсь, ты захочешь знать, что я родила девочку. Здоровую, сильную девочку, уже не раз показавшую себя.
– Монтера прижала руки к груди, словно бы держала новорожденного. Её глаза по-прежнему скрывал красный капюшон.

– Ты постарела.
– Одераричи без интереса отнесся к словам о собственном ребенке.
– Неужели нашелся тот, ради кого ты пожертвовала своей драгоценной красотой?

– Да, нашелся. Но сейчас я не уверенна что он того заслуживает.
– Её голос практически перешел на низкий шепот.

– Всякая жизнь заслуживает того, чтобы быть спасенной. Это твои слова. Первая заповедь учеников Монтеры.

Она не нашла что сказать, лишь её руки ещё сильнее сжали друг друга так, что даже побелели. Она сделала глубокий вдох, и резко расслабила их. Левая потянулась вверх и сдернула капюшон.

– Мои слова, да, но он не оправдал возложенных не него надежд. Мои годы, потраченные на спасение его рассудка, уши вникуда.
– В её голосе возник оттенок бешенства.

– Никогда не ставить себя выше других, и помнить, что все жизни, будь они носителями духов, или нет, равноценны. Снова твои слова.
– Продолжал он говорить спокойно.

С мольбой о жалости в глазах, Монтера продолжала глядеть на него, но затем отвела взгляд, боясь сказать следующее ему в лицо:

– Мой жизненный путь показал мне, что не все жизни одинаково ценны.

– И с этими мыслями ты убила свою мать?
– Одераричи чуть приподнял голову, но голос его не изменился. В ответ, отражаясь от стен пещеры, полились громкие, озлобленные слова:

– Она заслужила этого! Она предала людей и предала Сияние! Позволила этим нелюдям, рожденным из тьмы, жить рядом с нами! Она заслужила этого!
– Она кричала и яростно жестикулировала руками.

– Она заслужила быть любимой своими детьми. И она была великой женщиной. Величайшей из людей, что я знал. И если тебе хочется узнать, почему я подарил тебе ребенка, то скажу, не стесняясь: я жаждал породниться с этой женщиной.

Монтера так резко перестала кричать, что даже громко икнула. Слова её возлюбленного больней клинка пронзили сердце, и разум её содрогнулся. Она схватилась за грудь и наклонилась вперед, словно у неё перехватило дыхание. Откашлявшись, Монтера выпрямила спину и снова глянула в глаза мужчины, которого она продолжит любить, не смотря ни на что.