– Я ведь мог сбежать, понимаешь? Мог переломать им кости и снести все решетки, разломать любую стену, стоящую между мной и свободой. Но Визы... О Богиня! Она знала о том, что подобное может случиться и сказала мне придерживаться клятвы. Быть верным церкви и клятве, которую я принес. Амит, я был готов отдать свою жизнь! И отдал её! Но вместо посмертного покоя я вернулся к жизни, зная, что унес за собой тысячи людей!

– Никто не знал что ты - феникс, даже Млинес этого не видела. Твой дух был очень глубоко внутри тебя и прятался за духом сияния. Твоей вины нет в том, что после смерти феникс выбрался на свободу и вернулся за тобой.

– Это не убирает того факта, что по моей вине!..

– Заткнись!
– Амит ударил локтем в ствол дерево и то угрожающе задрожало.
– В этом нет ничьей вины кроме инквизиторов. Даже Рьюдо, подстроивший все это, не виноват - ему приказали. Тебя повели на костер, чтобы подставить монтерцев, и на твоем месте мог оказаться кто угодно.

– Но оказался я! Тот, в ком два духа, один из которых повелевает всеуничтожающей силой огня!

– Это тупиковый разговор, Стижиан. Чтобы я тебе не сказал, ты все равно будешь винить себя до тех самых пор, пока не поймешь, что это бессмысленно.

Во-Сен открыл было рот, но ему не хватало толи воздуха, толи слов чтобы возразить, в то время как медиум продолжал:

– И ты наверняка думаешь, что события в Гране тоже лежат на твоей совести. Что ты мог найти мага, уничтожившего город. Сам подумай, Стиж, маг, пусть и обратил город в пепел, он уничтожил несколько тысяч демонов. Люди там уже не были людьми. Вылившийся негатив лишил их рассудка и их можно было приравнивать к бездушной нежити, с которой мы постоянно имеем дело, так что мне даже немного жаль того мага, ведь он совершил героический поступок.

На словах о маге Стижиан совсем утих, начав потирать большим пальцем красное пятно на ладони. Он должен рассказать Амиту о том, кем был этот маг в Гране, но то старая рана, которая доставила его другу и без того много боли. Его брат и сестра, Виолекс и Уна. Стижиану хотелось плакать. От бессилия, от усталости, от того, что он снова спотыкнулся о суккубу, так ловко меняющую свои воплощения.

– Тебе нужен отдых, Во-Сен Ветру. Хороший такой отдых. Сегодня ночью праздник, не забывай.

В ответ молчание.

– Я... Знаешь о чем тут подумал, надо будет обязательно донести это до Тео и мастеров. В монастыре нас учили защищать людей, любой ценой спасать жизни и быть готовым в любой момент пожертвовать собой ради другого. Нас хорошо готовили, я не спорю, но нас не учили одному: как жить с мыслью о том, что кого-то спасти не удалось.
– Проговорил Амит.

Тишина, и только шелест листьев.

– Могу сказать, как жить дальше: просто жить и знать, что если ты утопишь себя в чувстве вины, то многие люди, которых ты ещё мог бы спасти, будут лишены шанса и надежды.

Стижиан улыбнулся, из рук ушло давящее напряжение.

– Не живи прошлыми промахами, принимай их как ценный опыт и думай о тех, кому ты ещё можешь помочь.

– Хорошее высказывание.
– Стижиан хмыкнул и спрыгнул с ветки на землю.
– Мне нравится. Беда лишь в том, что я откровенно замучался. Столько событий...

Амит с недюжинной силой хлопнул Стижиана по плечу, и будь на его месте другой человек, тот бы сломал руку.

– Есть один надежный и верный способ легко и быстро очистить голову.

– Медовухой не напьешься, а вино я не люблю.

– Помнится, ты с удовольствием лопал виноград каких-то полтора месяца назад.

– Виноград сладкий, а вино я не люблю.

– Значит я тебе наварю чего-то и крепкого, и сладкого. Стижиан! У нас обоих проблем с алхимией никогда не было! Я уверен, что готовить крепкие напитки куда проще, чем создавать то же сонное зелье!

И вот, наступила ночь.

Город уже был готов к празднованию величайшей ночи в году. На улицах стало необыкновенно чисто, и даже бездомные и бродяги нашли в себе силы и средства, чтобы вымыться и выбриться, натянуть свои драные штаны, скинуть тряпки, прикрывавшие их туловища, и влилиться в счастливое безумие, охватившее неспящий город.

Этой ночью правили женщины, и именно они являются той самой причиной, по которой монтерский монахи недолюбливают этот праздник.

Молодые девушки возрастом примерно от шестнадцати до двадцати лет, прикрыв свои нагие тела легкой, почти прозрачной голубой или белой тканью, выходили на улицы и, встречая друг друга, брались за руки, начиная вести хоровод, опутывая город своими смехом, грацией и легкостью.

Танец начинался за час до полуночи, чтобы прекрасные девы смогли найти друг друга и обойти весь город, созывая людей на рыночный круг, откуда убрали все лавки и весь мусор, очистив место для самого сомнительного, и в то же время самого чудесного ритуала из всех описанных в Священном Писании.