–  Слушай, Николай Сергеевич, - сказал мичман с некоторой фамильярностью, которая явно объяснялась количеством выпитого пива, и вытащил из кармана медальон, - я что думаю… Медальончик этот я, пожалуй, продам, на хрена он мне нужен! Ну стоит он там сколько-нибудь… А может быть, и дорого стоит, черт его знает. Надо будет сходить в антикварную лавку, может быть, он на несколько тысяч долларов потянет. Да… Но в любом случае - с меня банкет. В ресторане. Все-таки ты его первый заметил, правда?

–  Правда, - солидно кивнул кап-два, - но ведь ты его честно выиграл, Исидор Дунканович, так что он твой по праву. А насчет ресторана - не возражаю. Добро.

Несколько дней назад ранним утром капитан третьего ранга Николай Сергеевич и мичман Исидор Дунканович опохмелялись коньяком на рубке подводной лодки, набитой тупыми новобранцами. Николай Сергеевич близоруко прищурился на длинный узкий нос лодки, медленно нырявший в мелких волнах, кашлянул и обратился к мичману:

–  Исидор Дунканович!

–  Слушаю вас!
– доброжелательно отозвался мичман.

–  Посмотрите вон там… Я без очков не разгляжу. Что это там блестит?

–  Где?
– мичман повернулся туда, куда указывал палец Николая Сергеевича.

–  Там, ближе к носу, по левому борту.

–  Точно, - мичман тоже прищурился, - блестит что-то… Сейчас узнаем.

Он повернулся к люку и крикнул бодрым коньячным голосом:

–  Тенгизов!

Из люка, как чертик из табакерки, выскочил старший матрос Тенгизов.

Увидев, что начальство уже поправилось и находится в благодушном расположении духа, он слегка отошел от устава и сказал:

–  Звали, Исидор Дунканович?

–  А ну-ка, - мичман ткнул пальцем в сторону носа лодки, - видишь, там блестит что-то?

Тенгизов пригляделся и ответил:

–  Вижу.

–  Принеси, - коротко распорядился старший офицер.

–  Слушаюсь!
– ответил Тенгизов и, ловко хватаясь за кривые ржавые скобы трапа, приваренные к обшивке рубки, спустился на палубу.

Дойдя до того места, где находился заинтересовавший начальство объект, он встал на колени и, вытянув руку, схватил что-то, блеснувшее в лучах солнца.

–  Есть!
– крикнул Тенгизов и торопливо пошел к рубке.

Поднявшись на площадку, он протянул находку мичману и сказал:

–  За болт зацепился. Цепочкой. Мичман кивнул и ответил:

–  Молодец. Ты это… Принеси-ка нам еще.

–  Слушаюсь, - ответил Тенгизов и нырнул в люк.

Мичман держал в руках плоский овальный медальон на цепочке и с интересом разглядывал его.

–  Серебряный, - тоном знатока сказал он.

–  Да, - согласился старший офицер, - старинный. Ну-ка, что там написано?

Шевеля губами, он стал читать надпись.

–  Вот черт, - нахмурился он, - это по-латыни. Я тут только одно слово знаю - "Lupus".

Мичман хмыкнул:

–  И буква "s" перевернута. Как русское "г".

–  Да, - старший офицер усмехнулся, - гравер маху дал.

Мичман нажал на защелку, и медальон открылся.

–  Смотрите, Николай Сергеевич, тут вроде какая-то схема!

–  Похоже… - кивнул старший офицер.

В это время Тенгизов принес еще одну бутылку коньяка, завернутую в тельняшку, и мичман, убрав находку в карман, оживился.

–  Ну что, Николай Сергеевич, раздавим пузырек и приступим к дрессировке тупых новобранцев?

–  Такова наша селяви, - философски ответил старший офицер и вздохнул, - открывайте, голубчик, не тяните…

Мичман открыл бутылку, и моряки продолжили непростой процесс приведения организма в должный порядок. Когда во второй бутылке осталось меньше половины, мичман достал из кармана медальон и, подумав, сказал:

–  Николай Сергеевич, а ведь вы его первый заметили, так что он ваш.

И протянул медальон капитану.

Но тот решительно мотнул головой, отчего пижонская фуражка с огромной, торчащей вверх тульей и сверкающим "крабом" едва не свалилась за борт, и ответил:

–  Увольте, Исидор Дунканович, это не по-товарищески. Ну заметил, и что с того? Мы же с вами вместе торчали на рубке, не так ли? И вообще - настоящие моряки делят все по-братски. И трудности службы, - он строго сдвинул брови, - и удачу. Так что он наш с вами.