– Скажи ему, чтобы он разжал руку.

– Отпусти ее! – не поворачиваясь, крикнул Рома.

Если бы могла, Маша быстро побежала бы и бросилась в объятия Андрея. Но все, на что она была способна, это медленно дойти до него и повиснуть у него на руках. Мартынов часто видел женщин в момент отходящего шокового синдрома. Некоторые, чувствуя, что снова находятся в безопасности, начинали кричать как сумасшедшие. Другие смеялись и тем доводили себя до истерики. Но это были чужие женщины, и особого внимания Мартынов их состоянию не уделял. Сейчас же в его руках, подергиваясь от потрясения, беззвучно рыдал действительно близкий человек.

– Все хорошо, малыш, – еле слышно шепнул Андрей. – Иди в машину, милая, я скоро…

Опираясь на капот, Маша неуверенными шажками преодолела расстояние до передней дверцы и села внутрь.

Снова почувствовав тяжесть в голове, Мартынов обтер подбородок, словно выжимал с него воду, и развернулся к Роме. Больше всего сейчас хотелось убить, и Андрей даже не сомневался в том, что успеет сделать это голыми руками быстрее, чем к нему приблизятся быки из машин. Но он летел через океан не для того, чтобы найти в чужой стране бандюка по фамилии Гулько и вбить ему кости носа в мозг. В конце концов, уже нет сомнения в том, что теперь они будут рядом друг с другом до конца истории. А хорошему боксеру всегда хватит времени на один удар.

– Ты просто идиот, Рома, – глядя в глаза Гулько, произнес Мартынов. – Ты применил насилие там, где его не нужно было применять. Неужели трудно сообразить, что если по твою душу приехал человек, то он от тебя уже не отвяжется? Ты и Метлицкий. Два человека, один из которых в детстве именовался Артуром Мальковым. Мне нужен он, а пока я даже понятия не имею, кто из вас искомый! Два дня назад ты отмахивался от меня, как от мухи, и возмущался, что я тебя преследую, а сегодня крадешь мою женщину, чтобы я приехал к тебе побыстрее. Тебе что, кто-то в голову насрал?

– Не хами, – поморщился Гулько. – Два дня назад я спросил тебя о подробностях истории, а ты ответил мне, что сие не моего ума дело. Я хотел, чтобы ты понял – все, что вызывает мой интерес, автоматически становится моим делом. Сегодня утром тебе наконец-то стало это понятно. А ты мне загонял про то, что тебя на зоне топтал конвой… Ты ведь меня отморозком считаешь? Так вот, что тогда взять с отморозка Гулько, если конвой ничего не добился? Сейчас мы посмотрим, добился я или нет… Фома!

Из приоткрытой дверцы джипа появилась сначала коротко стриженная голова, что совсем не шло тридцатидвухлетнему мужчине, потом высунулся АКМ с отпиленным прикладом, а потом вылезло само тело. Это тело подошло к «восьмерке» и расположилось в пяти метрах от лобового стекла. Еще секунда понадобилась на то, чтобы Фома передернул затвор и направил дульный срез автомата на переднее пассажирское сиденье «Жигулей».

– Мне конвой не нужен, Мартынов, – объяснил суть пертурбаций Рома. – Меня тоже в зоне не жаловали. Но учили там, судя по всему, лучше, чем тебя.

У Мартынова дернулось веко.

– Ладно… Артур Мальков – сын известного советского боксера Виктора Малькова, который оставил на счету одного из зарубежных банков крупную сумму денег на имя своего сына. Две третьих этой суммы Малькову-младшему не принадлежат в соответствии с неким договором. Я ищу Артура, чтобы удостоверить его личность, привести в банк, отдать треть и забрать две трети. Этого достаточно?

Гулько поморщился.

– Как этого может быть достаточно, когда я ничего не понял? «Некий договор», «две трети», «крупная сумма»… Ты что, руководитель пресс-службы ФСБ перед телекамерой общественного канала? Какой, блин, договор? Кого с кем? Что за «крупная сумма»? Откуда она взялась? Ты скажи, а я уж сам посчитаю. Слава богу, делить на три я умею.

– Мне нужен Метлицкий, – сказал Андрей, скосив взгляд на Фому с автоматом.

– Не понял…

– Мальков – один из вас. Мне нужно собрать вас вместе, чтобы разом решить проблему, кто из вас есть кто! Ты говорил, что в твоем дворе детства растет огромная сосна. Так оно и есть, черт возьми!

– Так в чем же проблема?

– Проблема в том, что Метлицкий помнит собаку, которая была привязана около его дома двадцать пять лет назад, и помнит, что дом был оранжевый! И это также правильно.

– Экая невидаль! Собак с каменного века к дому привязывают! А кирпич всю жизнь оранжевый, мать твою!

– Вообще-то, и сосны с палеозойской эры на Земле растут!! – хрипло закричал Мартынов. Ему сейчас нужен был шум. Было бы еще лучше, если бы раздалась автоматная очередь. При данных сложениях рельефа стрельбу слышно за три километра, а больше и не нужно…

– Так как же ты найдешь Малькова? Андрей, я теряю терпение. – Гулько поводил головой, как конь, у которого затекла шея. – Ты знаешь что-то важное и пялишь меня тут, на солнышке, как лоха! Шняга какая-то – сосны, собаки!.. Фома!

За время стояния у Фомы отяжелели руки, и ствол автомата опустился вниз. После вскрика Гулько тот сморкнулся в землю и снова поднял АКМ. Андрей увидел, как Маша в полумраке тонировки прижала к груди кролика. В памяти всплыл тот темный подъезд, из которого он уходил однажды ночью. И вспомнил, как в таком же полумраке ее рука, не давая двери захлопнуться, лежала на замке… Как и тогда, сейчас в темноте блестят ее глаза. Только уже не от тоски, а от дикого ужаса…