Шрифт:
Цацики ударился лбом о руль и удивленно уставился перед собой. Он ничего не понимал и неуверенно улыбался Йорану, Мамаше, Аллану и Майе, которые примчались на шум. Даже Мортен оторвался от телевизора и пришел поглазеть, что случилось. И соседи тоже.
Мамаша подхватила Цацики на руки и крепко обняла его.
— Тебе где-нибудь больно?
— Нет, — ответил Цацики, совершенно сбитый с толку.
— Что ты все-таки натворил? — спросила Мамаша и нервно захихикала.
— Это не я, — сказал Цацики. — Я ничего не делал. Машина как будто взбесилась и газанула назад. Честно.
Йоран и Аллан засмеялись, а Майя покачала головой.
— Охохохонюшки, — вздыхала она. — Охохошошки.
Йоран сел на корточки и посмотрел на Цацики.
— Ты же не поворачивал ключ?
— Нет, — ответил Цацики. — Нет, вроде нет.
— Ты уверен?
— Ну, нет, не совсем. Не знаю, может, и поворачивал. Но я об этом как-то не думал…
— Похоже на то, — засмеялся Йоран. — Когда «сааб» останавливается, его ставят на заднюю передачу, а иначе нельзя вытащить ключ.
— Но ключ-то был в зажигании, — прошептал Цацики.
— Господи! — воскликнула Майя. — Почему ключ остался в машине? Малыш ведь мог разбиться насмерть!
— Я никогда не вынимаю ключ, — попытался защититься Аллан.
— Да, но ты только представь себе, что могло случиться.
— Но ведь ничего не случилось, — успокоил ее Аллан. — Слава богу, мальчик не пострадал.
— Ну а дверь в гараж? — спросила Мамаша.
— Ее можно починить, — успокоил ее Аллан. Цацики чувствовал себя почти что героем, когда сидел в кухне и все суетились вокруг него.
— Дурак, — сказал Мортен и треснул его по плечу своим гипсом.
— Завтра мы едем домой, — сообщила Мамаша. — Я больше не могу.
— Обещаешь? — спросил Цацики.
— Обещаю, — заверила его Мамаша. — Даже если мне придется самой рулить.
— Я могу порулить, — предложил Цацики. — По крайней мере, задним ходом.
Бедный Мортен
Мамаша сидела, обняв Мортена, который безутешно рыдал у нее на коленях. Рецина из сочувствия тоже плакала на плече у Цацики. Он испробовал все приемы, чтобы развеселить ее. Скакал по комнате и прыгал на месте, щекотал ее и баюкал, пугал и раскачивал. Ничто не помогало.
Мамашины слова — что бы она ни говорила — тоже не помогали. Мортен был убежден, что это он виноват в папиной смерти. Потому что сказал тогда, что для всех будет лучше, если он умрет.
— Ребенок никогда не виноват в бедах родителей, — сказала Мамаша и погладила Мортена по голове.
— Но если бы я остался жить дома, — всхлипывал Мортен, — может, тогда бы он не пропил квартиру. И не замерз на улице. А если бы я был послушнее, может, он вообще бы не пил.
— Нет. Дело не в тебе, Мортен, — утешала его Мамаша. — Ты ни в чем не виноват, дело только в нем. Дети Fie должны нести ответственность за своих родителей.
— Но что будет теперь? — плакал Мортен. — Что будет со мной?
— С тобой все будет хорошо, — пообещала Мамаша. — Не волнуйся.
— Зато нам есть о чем волноваться, — прошептал Цацики Рецине на ухо. — Нам-то будет не сладко, если Мортен останется с нами навсегда.
Цацики тут же стало стыдно за свои слова. Он не знал ни одного человека, которого было бы так жалко, как Мортена, но не мог ничего с собой поделать. Он не хотел, чтобы Мортен стал его старшим братом.
Цацики не пошел на похороны. Мамаша сказала, что ему это необязательно. И хорошо, потому что Цацики не любил похороны. Это было слишком печальное зрелище.
Мамаша рассказала потом, что там были только Мортен, она, Йоран и Рецина.
— Какие одинокие бывают люди, — покачав головой, сказала Мамаша.
— А мама Мортена, она что, так и не объявилась? — спросил Цацики.
— Нет, — ответила Мамаша. — Возможно, она переехала, а может, тоже умерла. Кто знает?..
На чердаке Мортен держал чемодан, набитый старыми открытками, письмами и бумагами. Он притащил его на Паркгатан, когда его отец лишился квартиры. Кроме как на чердаке, держать чемодан было негде.