После укола Невский попытался уснуть, но головная боль пульсировала толчками, сильная слабость вдавливала голову в подушку, боль «кочевала» по телу, казалось, она ищет еще не проверенные участки, но особенно понравилось ей «хозяйничать» в животе. От боли нельзя было спрятаться, укрыться куда-нибудь. Тошнота и горечь во рту служили «приправой» к ней. Вернулся и сухой кашель, вырывающий наизнанку все внутренности. Впрочем, не один Александр производил столько шума: из разных уголков палаты слышались стоны, кашель, бормотание, вскрикивания, охи и ахи. Обитатели палаты «активно болели».

Взгляд Невского бродил в полутьме по соседним кроватям, по стенам, словно ища спасение. На улице ярко горели лампы, их свет проникал и в палату, отражаясь причудливыми очертаниями на всем в помещении. Наконец, глаза остановились на карте на противоположной стене. С упорством обреченного, ждущего чудесного спасения, Невский стал искать на карте свой флажок, освещения на карте было маловато, но он все же нашел город, где его ждут и любят жена и дочка. Он стал представлять себе свой приезд домой, видел дорогие и любимые лица, подбрасывал визжащую от счастья дочку к потолку, смеялся вместе с ними.

Боль стала уменьшаться, уходить, даже пылающее лицо почувствовало дуновение свежего ветра, пространство комнаты стало расширяться, раздвигаться, возникли картины летней уральской природы: лес, озеро, песчаный пляж. Звуки, запах – все стало иным, чем было в палате. Невский решил, что сходит с ума, но не заметно для себя вскоре уснул.

Пробуждению Невского предшествовал чудесный сон: он шел по огромному полю цветущих кустов роз, в воздухе стоял тонкий аромат, бабочки переносились с цветка на цветок. «Это я попал в рай, значит, я уже умер», – подумал он еще во сне и проснулся.

«Продал художник свой дом, продал картины и кров. И на все деньги купил – целое море цветов. Миллион-миллион алых роз…»

Невский с удивлением приподнялся на кровати. Из магнитофона звучал голос Аллы Пугачевой, Витя Устинович стоял у своей кровати и вытирался полотенцем, несколько человек заправляли свои кровати.

– Кончай ночевать! «Вставай» пришел, – произнес он, улыбаясь Александру. – Скоро уже завтрак, а ты и «мордочку» не умыл еще. Здоров же ты дрыхнуть!

Общий умывальник находился рядом с их палатой, пришлось даже подождать – раковин было явно маловато на всех желающих. Вскоре после завтрака (пришлось Невскому заставить себя съесть хоть немного несоленой каши) начался обход начальника отделения.

В палате № 7 группа в белых халатах во главе с подполковником Дежневым, крепышом среднего роста с седыми усами и бакенбардами на темно-красном лице, появилась минут через 30. Лечащий врач Мазуревич поочередно докладывала Глебу Васильевичу о своих пациентах. Он кивал, задавал вопросы, отдавал распоряжения старшей медсестре, процедурной и постовой сестре. Невский узнал, что капитаны Гареев и Исаков, лейтенант Бабенко поступили с подозрением на брюшной тиф, сейчас они ожидают результаты анализов. Прапорщик Устинович поступил вчера с подозрением на паратиф, сегодня он пойдет на «посев». Подполковник Якушев продолжает лечение брюшного тифа, но пока температура еще держится высокой, есть опасность рецидива болезни.

Николай Николаевич, вы говорили мне, но я забыл – сколько у вас выслуги в армии? – спросил начальник отделения, поздоровавшись с больным за руку.

Уже 47 лет исполнилось.

А годков вам?

На днях стукнуло 45. Я начал служить, еще, когда мои родители даже не познакомились, – улыбнулся Якушев, и на изумленный возглас Мазуревич пояснил:

Я же летчик-штурман, всю жизнь на транспортной авиации на Севере или на Камчатке служил, был во Вьетнаме, в Анголе, вот и набирал льготную выслугу (год за два, год за три). А после службы в Афгане еще «набежит», мне уже давно можно на пенсию, да не хочется бросать любимое дело.

Как за эти годы служба ваша проходила, без происшествий? – сладко улыбаясь во весь рот, спросила Любовь Максимовна.

Слава Богу, везло мне на экипаж, хорошие ребята подбирались, летали без аварий, даже несмотря на фамилии, – произнес Якушев, усаживаясь тяжело на край кровати. Он тут же пояснил:

До Афгана я много лет летал с командиром Виктором Загробным и вторым пилотом Владимиром Могильным, вот сюда прямо из Киргизии прилетел, но один из прежнего экипажа.

А с кем теперь летали? – вновь широко улыбнулась Мазуревич.

Сейчас у нас вообще экипаж домашних животных: майор Козлов, капитан Баранов, лейтенант Коровин и я затесался к ним, поэтому, наверное, и заболел. – Якушев коротко хохотнул.

Ну, ничего, вернем мы вас к «домашним животным», не переживайте, – успокоил начальник отделения, переходя к следующей кровати.

Ординатор пояснила, что прапорщик Хорошилов лечится от брюшного тифа, уже скоро пойдет на поправку. Перешли к Алексею Никонову.