–  Да… молодая… - произнес Андрей как в бреду… - Жена… молодая… вошла…

–  Хорош придуриваться!
– Рассол крепко встряхнул Таганку. Это привело его в чувство.

–  Валим отсюда, - сказал Андрей.

–  Как валим?!
– удивился Женька.
– А Горбушкин?!

–  Валим, я сказал!!!

Они опрометью бросились бежать от пятиэтажки.

А Андрею все время казалось, что лицо Насти стоит перед ним стеной, как огромная и, в то же самое время, недосягаемая картина, вывешенная на черном осеннем небе.

Настя же, забыв про белье… Да что там белье! Забыв обо всем на свете, сломя голову, выбежала на улицу.

Ей показалось или точно - двое крепких мужчин бежали в темноте в сторону от ее дома?

Она кинулась следом, пытаясь узнать в одном из убегавших Андрея Таганцева.

Но вот эти двое свернули за угол элитного жилого строения и на несколько секунд оказались вне поле зрения. Споткнувшись обо что-то твердое, женщина упала и содрала колено. Но, не обращая внимания на боль, вновь вскочила на ноги и побежала следом за этими двумя.

Достигнув угла, чуть приостановилась, чтобы перевести дыхание и, когда вновь побежала, столкнулась с Горбушкиным. Он в эту ночь задержался с Лозовым и теперь вот возвращался домой.

–  Настя?!
– удивился Севостьян Иванович.
– Ты что тут делаешь… ночью?

–  Я?
– переспросила она.
– Что делаю? А что я делаю? Я сама не знаю, что я делаю!

Муж держал ее за локоть, а она все пыталась вырваться, все пробовала заглянуть ему через плечо, рассмотреть что-то в ночной темноте.

–  Да успокойся же ты!
– он повысил голос.
– Кого ты там все высматриваешь?
– ему тоже пришлось оглянуться.
– Потеряла кого?

–  Потеряла… - безумно отвечала она.
– Да, потеряла. Я давно потеряла. Я все потеряла.

–  С ума сошла, что ли? Погоди-ка. У тебя голова не болит?
– он рассматривал лицо жены со всех сторон.
– Ты не больно сегодня ударилась?

–  Да ничего у меня не болит!
– закричала она.
– Отстань от меня, слышишь?

Она вырвалась и побежала обратно, к обшарпанной пятиэтажной «сталинке». Остановилась тогда, когда услышала рокот заработавшего мотора черного внедорожника, припаркованного на открытой стоянке возле роскошного дома.

Оглянувшись, Настя долго смотрела на тонированные стекла джипа. Ничего не разглядеть. А машина, плавно тронувшись с места, покатила своей дорогой.

У нового дома стояло много «крутых» авто. Но на этот «Шевроле Тахо» Настя почему-то обратила особое внимание. Может, потому, что никогда раньше эту машину здесь не видела. Подозрительным показалось и то, что джип уезжал как-то медленно, словно ее, Настю, кто-то рассматривал из салона, затененного глухой тонировкой. И лишь отъехав на значительное расстояние, водитель автомонстра прибавил газу.

Горбушкин вошел в квартиру, когда Настя уже сидела на кухне, тупо глядя в стену.

–  А у нас сегодня сотрудника убили… - сказал Севостьян Иванович.

–  Кого?
– спросила она, не поворачивая головы.

–  Петьку. Филимонова. Ты его знаешь. Из моей роты. Он к нам приходил раз или два.

–  Знаю, - бесстрастно произнесла Настя.
– За что убили?

–  При исполнении, - соврал Горбушкин.

И, с ментовской точки зрения, правильно сделал, что соврал. Честь мундира превыше всего. Если погиб сержант милиции, то непременно, геройски погиб. Вот и журналистам криминальной хроники, приехавшим на место преступления почти одновременно с дежурной оперативной группой и «скорой помощью», доложили, что сержант Филимонов пал смертью храбрых в неравной борьбе с уличной преступностью. Грудью своей, можно сказать, прикрыл мирных жителей Санкт-Петербурга, в час, когда те безмятежно спали.

–  Теперь его к награде представят, - сообщил Горбушкин.
– Посмертно.

–  А тебя?
– спросила Настя.
– Тоже - посмертно?

–  Дура!
– неожиданно резко закричал Севостьян Иванович.
– Меня-то за что?! Я по ночам пьяный в жопу по подворотням не шастаю! У-у, зараза! Язык бы тебе оторвать.

–  Хозяйство себе оторви, - посоветовала супруга, посмотрев-таки на мужа.
– Все равно толку никакого.

Может, в другой раз Севостьян Иванович и вспылил бы, услышав в свой адрес столь неприятные речи, но сейчас его внимание отвлекло окно. Он взглянул мельком на новое, им самим вставленное стекло, и вспомнил из-за чего ударил жену.

–  Настюха, - посмотрел на нее, подозрительно прищурившись.
– Ты какое такое имя на стекле писала?

–  Какое еще имя?
– вопросом на вопрос ответила она, делая вид, что ничего не понимает.
– Что ты все выдумываешь с пьяных глаз?

–  Ничего не с пьяных!
– возразил Горбушкин.
– Я хорошо помню: ты пальцем тут начертила слово. Какое слово ты написала?

–  О боже мой!
– воскликнула Настя, хватаясь обеими руками за голову.
– Я с ума с тобой сойду! За что же мне такое наказание?!