Он приезжал только к ней, она была его домом и семьей, в любой выдавшийся отпуск и увольнительные – домой. К Катерине.

Давно обзаведясь сотовыми, они болтали часами, и письма писали регулярно. Куда и зачем посылала его Родина, для нее оставалось тайной, военно-стратегической, о которой права не имел распространяться. А она и не спрашивала, иногда скупо и зло сам рассказывал, но без точных дат и мест действия.

Доставалось ему.

После того его приезда в лето первого курса их отношения, пройдя через очистительную боль, стали глубже, откровенней, чище, так Катерине чувствовалось. Она только потом поняла, что он в очередной раз спас ее и защитил от разрушения, отказавшись от совместной жизни.

Обоих спас.

Вот только обещанной тогда влюбленности в принца и желания Катерина Воронцова так и не испытала.

До недавних пор, когда посмотрел на нее обещающим взглядом Кирилл Степанович Бойцов, а честнее, еще раньше, когда копал могилку Петруше и она не могла оторвать глаз от его сильных больших ладоней.

Но если это и есть интерес – желание – влюбленность, то ну их к лешему!

Переживания такие!

И что, скажите на милость, за ерунда, если она который день думает об этом, и все отделаться не может от этих его глаз, многозначительно смотрящих?

И растормошил, растревожил, и она все вспоминает, вспоминает жизнь свою, Тимофея, и, замирая, гадает, что же дальше.

Умученная навязчивыми мыслями, Катерина часов до одиннадцати все маялась, словно пятый угол спокойствия искала, выпила литры чаю, заливая думы непонятные, раз сто принималась за статью в журнале, каждый раз потряся головой, сдвинув брови после приказа сосредоточиться. Не помогало. Фильмец какой-то посмотрела, забыв вникнуть в суть происходящего на экране. Играла сама с собой в обманку и понимала это, уговаривая забыть, как навязчивый мучающий и пугающий сон, все недосказанное, предполагаемое, обещанное только ее воображением.

В начале двенадцатого, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности, прозвучал звонок в дверь.

С бутылкой шампанского, фруктами и коробкой конфет в руках на пороге стоял убийца тишайшего жизненного спокойствия доктора Воронцовой господин Бойцов.

– Катерина Анатольевна, я бы хотел выразить глубокую благодарность за вашу помощь и участие.

– Взяток с родственников пациентов не беру!

Весьма недовольно и холодно отказалась она, не делая ни одного движения, которое хоть отдаленно можно было бы расценить как приглашение войти.

– Я настаиваю, – требовательно, с нажимом, недовольно сказал Кирилл, как на сатисфакции настаивал.

И сам себя, в раздражениях, пригласил войти, слегка отодвинув локтем с дороги зазевавшуюся от такого напора и нападения Катерину, и прошел в кухню. Свалил на стол принесенные «дары» и приступил к открыванию шампанского, с тем же упрямым, недовольным выражением лица.

– Где у вас бокалы? Выпьем за Сонино выздоровление.

Она смотрела, мучимая выбором, что делать – выгнать к чертовой матери за такое беспардонство, обложить нелитературно, наплевать и выпить шампанского, или предложить ему изложить истинную цель прихода.

Все варианты были опасны, как на мину пехотную наступить, – любое движение, и…

Катерина, так ничего и решив, стояла, молчала, размышляя, что все-таки сказать.

– Так, понятно, – резюмировал Бойцов, глядя на нее в ожидании ответа, на простой, казалось бы, вопрос.

Поставил бутылку, бросил пробку на стол, сделал шаг навстречу, а со вторым шагом Катерина вся оказалась в его руках.

И поцеловал.

Атака, конечно, была стремительной, но не то чтобы совсем неожиданной.

Она неизвестное количество раз представляла себе этот поцелуй, их первый поцелуй, и гадала, как это будет?

Кроме того, единственного, тестового и злого поцелуя с Тимофеем, в ее жизни никаких иных не случалось. Попыток со стороны мужчин предпринималось несчетное количество, но она их, как говорил Тим, «вычисляла на подходе» и умело останавливала. А потому что неинтересны все были, и не звенело ничего внутри.

А вот с Кириллом…

Все другое. С самой первой встречи – интерес, интрига, ожидание, и честно-честно – желание! Она хотела его, понимала это, ее непреодолимо тянуло к этому мужчине!

Ей бы осмыслить, подумать, порадоваться, что состоялся их первый поцелуй, как она и собиралась, представляя его себе!

Какое подумать!

Катерина и представить не могла, что простое соприкосновение губ может вызвать ТАКОЙ отклик всего тела!

Дышать, думать, смешно сказать, осмысливать что-то там перестала одномоментно. Ничего не соображала, только чувствовала, как растекается жаром по телу волна наслаждения, требуя больше, больше, и подгибаются коленки, расплавившись, и одна потребность прижаться как можно сильнее, ближе, раствориться в этих волнах, поглотила весь разум.