По сути, вопросом о разворовывании лесных ресурсов СССР должен был заниматься ОБХСС, но в деле оказались замешаны столь заметные на политической арене того времени люди, что его решил взять под личный контроль сам Юрий Андропов. [60] Брежнев в начале восьмидесятых доживал свои последние дни, все, кому положено знать, это знали, и вопрос о переделе власти в верхах огромной державы уже стоял болезненно остро. Андропов, Черненко, Романов, Устинов, Машеров… Каждому нужны были козыри. Каждому надо было успеть запасти как можно больше грязи, которую в нужный момент в борьбе за престол надо выплеснуть на своих конкурентов. А грязь — вот она, лежит под ногами. Не ленись, собирай. Разворованные «Фонды в поддержку национально-освободительных движений и зарубежных компартий», неучтенные нефть и газ, мощным потоком утекающие за рубеж, секретные военно-промышленные технологии, через страны третьего мира попадающие в аналитические отделы Пентагона и НАТО.

Именно в тот период — с 80-го по 82-й — старший оперативный сотрудник регионального отдела по Северо-Западному КГБ, В. С. Богданов, курировавший вопросы разработки экспорта деловой древесины, оказался на коне, подсаженный в седло лично Юрием Владимировичем Андроповым. Срочно требовался компромат на тех, кого Владимиру Сергеевичу заказали. Компромат был предоставлен в течение месяца. На следующий месяц майор КГБ В. С. Богданов получил звание подполковника и был награжден орденом Дружбы народов.

А член Политбюро, Первый секретарь Ленинградского Обкома КПСС Романов повис на волоске.

В те дни на Богданова было совершено первое в его жизни покушение — у «Волги», на которой он ехал, одновременно заклинило руль и отказали тормоза. Второе покушение последовало ровно по истечении двух недель после первого — спас тренированный доберман, с которым Василий Сергеевич вышел гулять на пустырь. Это был последний день в жизни Богданова, когда он появился на улице без охраны. Если раскаленный подсрачник под задницей до сих пор лишь припекал, то теперь он начал обжигать ягодицы по-настоящему.

Уже отшлифованная настолько, что можно было безоговорочно ей доверять, интуиция профи подсказала Василию Сергеевичу не ставить ни на Андропова, ни на Черненко, ни на Романова.

Первый, продержавшись у власти чуть больше года, основную часть которого провел в ЦКБ, отправился прямо оттуда на орудийном лафете на Кремлевское кладбище.

Второй с удивительной пунктуальностью повторил тот же путь через четырнадцать месяцев.

Третий, так и не достигнув вершин в Политбюро, еще какое-то время цеплялся за власть в Ленинграде, но новый — молодой и неожиданный — генсек припомнил лидеру культурной столицы России несколько антикварных сервизов, угробленных на свадьбе его дочери.[ По слухам, на фуршете по случаю свадьбы младшей дочери Г. Романова, устроенном на теплоходе, курсировавшем по Неве, было перебито несколько сервизов из запасников Эрмитажа, имеющих большую антикварную ценность.

По другим слухам, для празднования, в разрез указаниям свыше, были предоставлены и посуда, и вещи, сработанные в мастерских реставраторами-стажерами. Ни г. Романов, ни один из его гостей о подобной «подделке» не знали.

Впрочем, существует еще и личное мнение автора: и теплоход, и сервизы — всё это только досужие сплетни, столь сладкие уху нашего обывателя.] И товарищ Романов убрался из большой политики, оставив о себе у россиян лишь краткосрочную память в образе анекдота об отпечатке подошвы ботинка на заднице, по которому легко определить размер обуви Горбачева.

Если новый генсек и не навел поначалу страху на тех, кто уже давно привык жить по застойной старинке, то призадуматься всё же заставил: «А вдруг как чего… ни проще ли…

…как считаешь, Василий Сергеевич?»

«Затихаритесь. Заморозьте контракты. Сейчас политическая обстановка в стране вполне соответствует форс-мажорным обстоятельствам, учтя которые никакой вонючий международный арбитраж в Гааге не вынесет постановления о невыполнении вами договорных обязательств, — заключил Богданов, польщенный тем, что к его мнению уже начинают серьезно прислушиваться. — Терпим год, терпим два, но потом продолжаем работать. Крапленый, придавленный каблуком Раисы Максимовны, не продержится на престоле больше трех лет. Потом его вышвырнут. Иначе никак, потому, что он слаб, а у него за спиной в стартовые колодки уже становятся очень сильные люди».

Вот здесь-то прозорливый Василий Сергеевич и ошибался. Те, кто пытался пристроиться в стартовые колодки за спиной Горбачева, оказались не просто не «очень сильными людьми», а, более того, позорными слабаками с трясущимися с похмелья руками. Они оказались не способными ни только на то, чтобы, когда создалась подходящая обстановка, взять в эти трясущиеся ручонки власть в трещащем по швам Советском Союзе, а даже на то, чтобы, поняв, что всё провалилось, пальнуть себе в висок из служебного «Стечкина». Молоденький лейтенант группы захвата, оказавшийся первым рядом с одним из этих героев, державшим у купола приведенный в боевое состояние ствол, спокойно забрал его у неудавшегося самоубийцы, поставил на предохранитель и сказал: «Идиот. Самоубийство — это же грех. А если хочешь помучиться, так давай вмажу по почкам. Никогда еще не доводилось бить генералов. Тем более, маршалов».

Но маршалов не осталось. Алкаши — это другое дело. Как же в России без алкашей!

Как же в России без Ельцина!?

И без несуразных реформ, сродни тем, что в свое время проповедовали анархисты — естественный отбор, как в африканской саванне: сильные должны расцвести, слабые — завять.

Сильные образовали формацию «новые русские».

Слабые образовали прослойку.

Те, кто еще слабее, стали бомжами. Или подохли.

Василий же Сергеевич…

«..Из Конторы меня вышвырнули в 1992 г., когда привычное всем КГБ переименовали в фСК и разогнали почти половину старых кадров, а на их место прислали легитимных президенту России ментов и армейцев. Я оказался не при делах, и вовсе не потому, что находился на стороне ГКЧП во время небезызвестного путча. Дело в другом — я был конкурентом тем исполненным служебного рвения новичкам, что стремились как можно резвее взобраться по лестнице — чем выше ступенька, тем лучше. А я со своей выслугой, со своим опытом был для них той преградой, которую им, дилетантам, ни обогнуть, ни перепрыгнуть. Единственный выход — как-нибудь поднатужиться и эту преграду убрать.