Светлана, накинув на обнаженные плечи халатик, судорожно пыталась натянуть узкие трусики, а бывший друг, с которым четыре года делили всё пополам (но только не женщин!), даже и не попытавшись хоть как-то замести следы преступления (нет, хуже — прелюбодеяния!) испуганно сжался в его — Олега! — постели. Рядом с кроватью красноречиво валялись черные хлопчатобумажные семейники, какие раз в декаду во время похода в баню выдавались курсантам.

Светлана так и не успела натянуть на себя трусики. Запуталась, стреножила ими себе лодыжки и, не удержав равновесия, грохнулась на пол. И замерла на боку, подтянув к подбородку коленки, стараясь как можно надежнее прикрыть рукой грудь — наверное, в ожидании удара тяжелого кирзового сапога.

Это будет так больно! От этого надолго останется такой огромный синяк! Только бы не в лицо! Только бы не в грудь!

Но никакого синяка не осталось. И Светлана не успела почувствовать боли, когда Олег, скрипя половицами, подошел к ней, деловито убрал с тонкой шейки светлые волосы и одним-единственным, годами отточенным ударом сломал своей нареченной шейный отдел позвоночника.

Маленькое скрюченное на полу тело при этом лишь слегка вздрогнуло.

— Теперь ты. — повернулся Олег к тому, кого еще пять минут назад считал своим другом.

— П-почему я? — Тот, невысокий, чуть полноватый и никогда не умевший постоять за себя (за него всегда это делал Олег) попытался укрыться подушкой. — Полагается только жену. А л-любовника п-просто вышвыривают.

— Теперь ты! — Олег отнял подушку и, словно нашкодившего котенка, за ухо вытащил из постели голого, толстенького, (омерзительного!!!) ублюдка. — Не волнуйся, это не больно.

Он сдержал слово — сделал шаг за спину и профессиональным резким движением свернул шею своему бывшему другу. Не давая упасть мертвому телу, аккуратно уложил его рядом со Светой и вышел из этой проклятой квартиры — к соседям. У которых был телефон. От которых можно было вызвать милицию.

…Несмотря на полный набор смягчающих обстоятельств — и явка с повинной, и содействие следствию, и положительная характеристика с места учебы, и отсутствие ранних судимостей — военный прокурор и слышать не хотел об условном осуждении. Он согласился лишь квалифицировать преступление не как «умышленное убийство», а как «убийство двух лиц, совершенное в состоянии аффекта», но настаивал на максимальном наказании — пяти годах лишения свободы. Адвокат Олегу достался какой-то квелый и совершенно безынициативный, но всё-таки сумел выторговывать своему подзащитному вместо пяти три года строгого режима, которые осужденный и отбыл от звонка до звонка в одном из дальняков [66] Кировской области.

Отчалился он поздней весной 89-го года с твердой уверенностью в том, что всё, что было раньше (а раньше были лишь детский дом, военное училище, мечта создать свою — самую крепкую, самую идеальную — семью и честолюбивое стремление сделать карьеру в армии)… так вот, всё, что было раньше, оказалось жестокой ошибкой. Его предназначение — не семья и не карьера.

Какая семья, если все бабы — крысы, годные лишь для того, чтобы иногда затащить одну из них в постель?!!

Какая карьера после трех лет строгача?!!

Олег давно осознал, что он создан совсем для другой жизни — той, что называют жизнью на грани.

На эту грань он ступил уже через четыре месяца после освобождения.

В октябре 1989 года к финансовому директору одного из самых солидных банков СССР обратился молодой человек с весьма странной просьбой: авалировать двадцать пять векселей на общую сумму 250 000 руб. Вообще-то в подобной просьбе не было бы ничего странного — банк, естественно, занимался операциями с векселями, но…

— Я вас вижу впервые. Я впервые слышу о вашем МП… — финдиректор покрутил в ухоженных пальчиках прозрачную папочку с учредительными документами Малого Предприятия — хм, «Полет». Те векселя, что вы мне предлагаете… — на этот раз финдиректор покрутил в ухоженных пальчиках невзрачную выцветшую бумажку, посмотрел на свет — а имеются ли на ней хотя бы водяные знаки? (знаки имелись), — не внушают никакого доверия. И вы что же, считаете, что мы готовы подарить вам четверть миллиона рублей, гарантировав ликвидность этих филькиных грамот? Знаете что, молодой человек… — одетый с иголочки банковский служащий уже был готов указать аферисту с мятым, неумело завязанным галстуком на тяжелую дубовую дверь своего кабинета, когда тот его перебил.

— Знаю. — Обворожительная улыбка. — Я прошу у вас гарантий, и сам же готов, извините за тавтологию, гарантировать эти гарантии. — Еще одна обворожительная улыбка, и молодой человек торжественно водрузил на стол потрепанный кейс. Щелкнули два замка, откинулась крышка, и перед глазами пораженного финдиректора предстало нутро «дипломата», заполненное забандероленными пачками сиреневых двадцатипятирублевых купюр. — Здесь ровно двести пятьдесят тысяч. Прямо сейчас я кладу эту сумму у вас на депозит ровно на девяносто дней — срок погашения векселей. Естественно, в обмен на аваль.