– Вы, наверно, посвящены во все подробности дела. С какой стати ваш покойный отец завещал нам так много? Может быть, вы уступаете нам большую часть наследства просто из желания угодить влиятельной семье?

– Нет, что вы! Мой отец в предчувствии близкой смерти сам распорядился своим наследством. Я только выполняю его волю.

– Право, он утруждал себя понапрасну. Как я могу отнять у вас ваш родной дом? Я отказываюсь от него. Пусть им владеет ваша матушка. Эти два пояса оставьте для себя и Сабуро. Я возьму только бумагу на землю в провинции Мино и вот этот пояс. Отказаться от всего – значило бы неуважительно отнестись к добрым чувствам покойного отца.

– Как-то неловко выходит… Ведь если бы даже батюшка сам не назначил вам этой доли, она все равно полагалась бы вам по праву при разделе наследства. А тем более, если такова воля покойного… Не следует ей противиться. Ведь все прочие дети тоже получат свое, каждый понемногу, – отнекивался Кагэдзуми.

– Не говорите пустого. Если бы я потребовал с вас лишнего, вот тогда стоило бы спорить со мной. Жена моя, можно считать, получила завещанный ей дар, ведь отец выразил свою любовь к ней, а это самое драгоценное. Пока я жив, у моей жены ни в чем не будет недостатка. А умру я, будет кому о ней заботиться, у нас ведь трое детей. Но, как я слышал, сестры ваши Саннокими и Синокими остались одни на свете. Я готов взять заботы о них на себя. Отдайте им нашу долю наследства. А что до старших сестер, я позабочусь о хороших местах для их мужей.

Кагэдзуми почтительно выразил свою радость.

– Пойду сообщу ваше решение моим родным, – поднялся он с места.

– Если они захотят возвратить мне эти вещи, то, пожалуйста, не приносите их обратно. Повторять одно и то же – какая скука… – сказал Митиёри.

– Но, может быть, этот пояс мог бы носить кто-нибудь в вашей семье. У вас есть братья. Пожалуйста, отдайте его кому-нибудь из них.

– Если мне самому понадобится в будущем этот пояс, я попрошу его у вас. А при чем тут посторонние люди… – И он заставил Кагэдзуми взять пояс обратно.

Тот поспешил сообщить волю Митиёри своей матушке и сестрам.

Китаноката сделала вид, что очень довольна.

– Вот хорошо! Мне было бы жалко терять этот дом. – Но на самом деле ей была невыносима мысль, что Отикубо дарит ей из милости ее же собственный дом. – Это Отикубо нарочно все подстроила, проклятая! – вдруг сорвалось у нее с языка.

Кагэдзуми вышел из себя:

– Вы в своем уме, матушка? Вспомните, сколько зла вы причинили ей в прошлом! Как вы можете говорить такие слова? Или вы задумали всех нас погубить? Сколько горечи должно было накопиться в сердце у бедняжки, когда вы так жестоко ее преследовали! И чем же она отплатила вам? Только добром. А вы не чувствуете к ней ни малейшей благодарности, мало того, еще клянете ее во всеуслышание. Можно ли вести себя так безумно? Только и слышно: «Отикубо», «Отикубо»… Эта мерзкая кличка просто с языка у вас не сходит… Что, если сестрица узнает об этом?

– А чем я ей обязана? Что она подарила мне мой собственный дом? Да и то она сделала это не ради меня, а из любви к покойному отцу. А ты тоже хорош! Если я нечаянно оговорилась, сказала по старой памяти «Отикубо», так ты уже считаешь меня безумной.

– Сердца у вас нет, вот что! – воскликнул с досадой Кагэдзуми. – Вы думаете, что она не оказала вам никакой милости. Ваше дело. Но скажите, разве не ее супругу младший мой брат обязан своим возвышением на службе? Сам я стал управителем в таком знатном семействе, а по чьей милости выпала мне эта честь? Вот каких благодеяний удостоились мы за короткое время. Все ваши сыновья получили хорошие должности только благодаря покровительству ее супруга. А если бы он принял в наследство этот дом, не посчитавшись с вами, куда бы вы отсюда пошли? Вот о чем подумайте хорошенько. Когда опомнитесь немного, так сами увидите, что радоваться должны своему счастью. Я, сын ваш Кагэдзуми, получаю, конечно, небольшой доход как правитель области, но ведь я должен в первую очередь позаботиться о своей жене. Матери я помогать не в состоянии. Выходит, особо заботливым сыном меня не назовешь.

Вот видите, в наше время даже родные дети не слишком-то пекутся о своих родителях. А зять ваш только и думает, как вам помочь. Вы бы должны быть счастливы.

Долго старался он убедить свою мать всякими доводами, и та наконец как будто согласилась с ним.

– Какой же ответ мне передать нашему зятю? – спросил у нее Кагэдзуми.

– Уж и сама не знаю. Только успею слово сказать, как его сейчас же перетолкуют. Такой крик поднимут, что оглушат. Ты у меня человек умный, понимаешь что к чему, сам и решай, что ответить.

– Ведь я не с чужим человеком говорю, – с досадой сказал Кагэдзуми. – Вам же добра желаю. Если господин начальник Левой гвардии берет на себя заботы о вашей судьбе и судьбе Саннокими и Синокими, так единственно потому, что его супруга этого хочет. Пусть мы с ней дети одного отца, но согласитесь, что такой пример родственной любви – редкость в наши дни.

– Может быть, господин зять и наобещал мне золотые горы… Но сбудется ли это? А что я получила на деле? Жалкие крохи от наследства, сущую безделицу. Земельный надел в провинции Тамба, который не приносит и одного то рису в год. Да еще поместье в Эттю, далеко от столицы, попробуй оттуда что-нибудь привезти. А муж Наканокими получил поместье в триста с лишним коку дохода. Это ты, Кагэдзуми, так распорядился, – выбрал для меня самые далекие, плохие земли, – стала упрекать своего старшего сына Китаноката, хотя в разделе наследства принимали участие и все другие дети тюнагона.

– Что вы говорите, матушка! Разве мы позволили бы обидеть вас, будь это правдой? – заговорили наперебой ее сыновья и дочери. – Члены одной семьи должны помогать друг другу. Как может родная мать так жадничать? Все мы очень благодарны нашей сестрице…

– Ах, да замолчите вы! – вскинулась на них Китаноката. – Вас не перекричишь. Ополчились все на одну. Вы бедняки, вот и пресмыкаетесь перед богачом.

В эту минуту вошел Сабуро. Слова матери его возмутили.