В жизни с Уорхолом у него были три короткие встречи. Последняя – в Париже. Энди запомнился лунными волосами альбиноса и характерным лицом. Лунный Чех. О пути художника высказывается в рассказе «Quarter Энди Уорхола»: «Я верю в то, что однажды он сделался очень зол я имею в виду – серьезно зол, на этот мир. А это есть наилучшее состояние из всех, что могут случиться с человеком. Исключительно редкое также, вряд ли и один из десяти миллионов когда-либо испытывает его. В этот момент злой, как все дьяволы ада, человек может выбраться в зачеловеческую область. Побывав там однажды, он будет помнить это путешествие всегда».

Эдуард трудится в США в поте лица. Прилепин в биографии Лимонова указывает на тринадцать профессий, которые он осваивал в США. Вкалывал, где придется. Научился копать и заливать фундамент. Устанавливать рентгенаппараты, помогая Лене Косогору перепродавать подержанную медицинскую аппаратуру. Леня Косогор – колоритнейший персонаж с симферопольским акцентом. Опекал Лимонова как отец, годился ему в отцы и по возрасту: «Леня был хороший кусок Родины и традиций в чужой стране». Создал литературный клуб и рискнул стать писателем. Но промучившись год над одним-единственным рассказом, охладел к писательству. А поначалу вознамерился потягаться с Солженициным. Больше него сидел, десять лет. От звонка до звонка.

«Талант не измеряется количеством лет, отсиженных в лагере», – подумал, но не сказал ему писатель. И написал трагикомичный рассказ «Портрет знакомого убийцы».

Лимонов работает грузчиком у начинающего бизнесмена Алешки Шнеерзона. Сын московского профессора попал в СССР в психбольницу и места заключения. О чем он по всякому поводу напоминал, демонстрируя некую якобы лагерную одежду, которую умудрился пронести через советскую таможню и надеть на себя перед выходом на трап самолета по прилету в свободный мир. Шнеерзон начинал грузчиком, потом перечитал в прессе бесчисленное количество рекламы грузоперевозчиков и решил, что и он достоин большего. Организовал фирмочку, предложив Лимонову подзаработать. Первые его клиенты были связаны с еврейскими религиозными общинами. Перед встречей с ними Алеша Шнеерзон надевал черную кипу. Его подчиненный, лишний раз демонстрируя салтовское своенравие, обходился без нее. В упомянутом рассказе жалеет: может, помешал собрату по эмигрантским будням заработать лишнюю десятку сверху?

Однажды в порту подошел к судну под красным флагом с серпом и молотом. Разговорился с капитаном. Мореплаватель к нему сначала обратился по-английски. Перед ним стоял манхэттенский лохматый бродяга, одно стекло очков расколото, плащ цвета асфальта в мазутных пятнах, растоптанные вроде ван-гоговских башмаки. А оказался соотечественником. Удивился, что у американца нет денег на одежду. Русский украинец Эдик Лимонов захотел нагрубить. Капитана бы в его шкуру. В отель, на его десятый этаж, конуру номер 1026 с лозунгом Бакунина «Разрушение есть созидание» на плакате над койкой, за которую платит 160 из 278 долларов месячного пособия. В рутину оббивания порогов издателей, которые отказывают ему в праве обличать рожу их общества в зеркале прозы.

С января 1979 по май 1980 года Лимонов трудится управляющим, дворецким, хаузкипером в нью-йоркском особняке Питера Спрэга. Владелец несметных активов и сокровищ, внук строителя городского сабвея исповедывал веру в то, что деньги есть не что иное, как раскрашенные бумажки. И например, сгоревший под окном «Астон-Мартин» – не повод расстраиваться.

За пять лет Лимонов собрал полную информацию о западном строе, он общался с людьми всех слоев общества, от низших до высших. «Только тот, – писал он, – кто вынужден был лично испытать на себе все проблемы жизни простого труженика на Западе: искать работу, квартиру, быть без работы – имеет право сказать, что знает жизнь чужой страны. Чужого строя».

На Западе, уже в США, Эдуард Лимонов усвоил, что одномерность вознаграждают, лояльность поощряют, а о порядочности желательно позабыть. Он познал цену тамошней свободе выражать собственную точку зрения. Пишет статью «Жить не по лжи»: «Мне сказали, что в Калифорнии некий бывший крупный работник марксистского института пишет книгу о левых художниках и их выставках. О самиздате рассуждают люди, которые его в глаза не видели. Повторяю, да, советская власть плоха, но еще страшнее вывезенный оттуда советизм внутри человека. И это именно он заставляет безобидного обывателя, попавшего на Запад, надуваться, корчить из себя борца. Сценаристы, песенники, фельетонисты, фотографы, переводчики строчат, забывая о том, что стыдно после драки (в которой, кстати говоря, не участвовали) размахивать кулаками. Стыдно!

И опять о Союзе писателей. У некоторых авторов читаем: «Союз писателей – филиал КГБ». У других (их много больше): «Поэт был исключен из Союза писателей… Вы исключили Солженицына, а теперь…»

Вовсю курится фимиам тем, кто осознал свои ошибки, но недостало фимиаму на тех, кто ошибок не совершал, всегда знал, что такое советская власть, и к ней на литературную, самую нехорошую службу не шел. Достанет ли когда фимиаму на святого, патриарха 3-й литературы, поэта, художника, учителя жизни, мудреца, прожившего всю жизнь с простыми людьми в бараке (там он живет и сейчас) Е. Л. Кропивницкого? Заслонили его громко кричащие. Так быть не должно. Так нельзя.

А по относительной моей молодости, признаюсь, хочется мне порою крикнуть некоторым, дабы остудить их пыл: “А чем вы занимались до такого-то года?”».

Потом он публикует статью «Разочарование». Непризнанный официозом в Москве изгнанник оказался теперь востребован в СССР. В 1976 году приложение к «Известиям» еженедельник «Неделя» перепечатал «Разочарование». За «Неделю» в Штатах очутился на улице. Вот тебе и права человека.

Сапгир зарифмовал лимоновский анабазис: «А что Лимонов? Где Лимонов, как Лимонов? Лимонов партизанит где-то в Чили, Лимонова давно разоблачили. Лимонов – обладатель миллионов, Лимонов – президент «Юнайтед Фрут». Лимонова и даром не берут…»