Откуда в названии «хлястики»? С обложки первого тома «Тысячелетнего Николая» смотрят на нас товарищ Сталин и маршал Ворошилов. Они в длинных шинелях прогуливаются по Кремлевскому валу. Кто когда увидел хлястик на сталинской шинели? «…Наш народ этот хлястик и есть. Мы все только хлястики на шинели вождя. Невидимые, неприметные да, собственно, и ненужные…»

Филологический факультет был одним из самых больших в Днепропетровском государственном университете: украинское, русское и иностранное отделения. Загребельный учился на факультете русской филологии и возглавлял студенческое научное общество, его заместителем был Олег Трубачев (1930—2002), ставший затем известным российским лингвистом.

«Однажды я случайно попал на заседание литературного кружка, старостой которого была Валя Малая, будущая жена Олеся Гончара, – рассказывал Павло о студенческой поре. – Гончар туда заявлялся как классик (он уже писал рассказы), к нему обращались за советом.

В основном там собирались шизофреники – молодые поэты, читавшие свои стихи вслух. Я не выдержал, стал критиковать. Так и прослыл критиком. Войдя в роль, согласился подготовить для редакции газеты критический материал об американских фильмах, попавших к нам из киноархивов Германии. Фильмы были разные – и вульгарные, и хорошие. Я написал статью об антипатриотическом влиянии картин на нашу молодежь. Статью написал в шутку, в духе советского лицемерия, но всем понравилось.

Вскоре начались сталинские стройки, и в Херсоне было созвано совещание писателей, коим предстояло воспевать стройку коммунизма – Каховскую ГЭС. Я туда поехал как критик, а тут как раз мой друг Юра Пономаренко женился, и в приданое невесте дали печатную машинку. «Юра! – сказал я. – У тебя – машинка, у меня – идея. Давай напишем рассказ».

Наш опус не только напечатали, но и передали по Всесоюзному радио из Москвы. Потом еще несколько рассказов – и опять удача. Так все и началось, как у дедушки Крылова. Однажды его спросили: «Как вы стали баснописцем?» – «Написал басню, какой-то господин похвалил. Если бы поругал, я бы это занятие бросил, а так – понравилось, продолжил сочинять дальше».

Накануне 7 ноября 1951 года Михаил Федорович и Елена Алексеевна Щербань отметили еще один праздник: свадьбу Павла Загребельного и Эллы, своей средней дочери. «Мы вместе учились, я влюбился в нее и ухаживал пять лет, что нынче не модно, – хранил он в памяти тот день. – Ее отец был первым секретарем Днепропетровского горкома партии, а Владимир Васильевич Щербицкий – первым секретарем Днепродзержинского горкома.

Щербицкий был моложе моего тестя на 14 лет, очень уважал его, часто приезжал посоветоваться. Тогда я впервые Владимира Васильевича и увидел. Несколько раз мы вместе встречали Новый год – еще в 60-е, а в 72-м он стал первым секретарем ЦК КПУ и был уже настолько загружен, что я его навещал очень редко, хотя думали, что от него не вылезаю. Но наши дочки дружили – они у нас одногодки».

Получив диплом с отличием, но без распределения на работу – «свободный», Загребельный с 1951 по 1953 год обивает пороги редакций в Днепропетровске. И везде получает от ворот поворот как «сидевший в плену», неблагонадежный. Тем временем 17 августа 1952 года родилась дочь Марина. Безработный отец ее нянчит, а мама преподает в техникуме, возвращается домой поздно. Отец возлагает на себя все семейные хлопоты, помогает маме проверять ученические тетради. Только после смерти Сталина в 1953 года Загребельного берут в днепропетровскую газету «Днепровская правда», где поручают сочинять статьи за подписью партийных вождей области. Одновременно он пишет рассказы, собирает материалы для будущих романов. С тех пор приучает себя к жесткому рабочему графику.

«Безграничный диапазон возможностей свободы оцениваешь и познаешь, лишаясь ее даже на короткое время. Сколько может вместить в себя человеческая жизнь? Одно принимаешь, другое отталкиваешь равнодушно, иногда ожесточенно, но всегда кажется, что никогда не будет недостатка в первично-молодых впечатлениях, знаниях и красоте, и ощущаешь уже не потребность в них, а как бы вечный голод, – утверждает он в романе «Разгон». – Тогда уплотняешь, конденсируешь, спрессовываешь свое время, подчиняешь его себе, сбрасываешь с себя неволю, неупорядоченность и снова дышишь свободой, но какого-то словно бы высшего порядка, лишенной ограничений и вынужденных запретов».

В начале 1952 года в Днепропетровске побывал редактор журнала «Вітчизна» (1950—1952), позже – член его редколлегии Леонид Новиченко (1914—1996). Загребельный попросил его об аудиенции и предложил четыре рассказа, которые они написали с Пономаренко. Поскольку Пономаренко родился на Дальнем Востоке и не знал украинского языка, рассказы были написаны на русском. Новиченко поинтересовался: «А вы можете их перевести?» Наутро начинающий литератор принес перевод. 28 февраля 1952 года он получит из Киева ответ Леонида Новиченко, написанный от руки: «Уважаемые товарищи Пономаренко и Загребельный! (Извините, не знаю, как вас «по отчеству», потому и обращаюсь так официально.) Еще раз прочитал ваши рассказы, подписывая их к печати, и не мог сдержаться… От души желаю вам больших успехов – у вас есть для этого все данные, а также, если вас начнут хвалить, – полного отсутствия «творческой» гордыни – злейшего врага рода литераторского. (Как видите, я уже «заглядываю вперед» – и это от большой уверенности в вашем литературном будущем.) С горячим приветом. Л. Новиченко».

Пономаренко переезжает из Днепропетровска в Москву. Становится специальным корреспондентом газеты «Известия» – второй по значимости в СССР после «Правды», заместителем ее главного редактора. Загребельного приглашают в 1954 году в Киев на должность заведующего отделом прозы журнала «Вітчизна». Сначала он перебирается в столицу сам. Ночует в редакции журнала или в квартире Бориса Комара, с которым подружился еще в Днепропетровске, когда Комар, заведующий отделом литературы киевского журнала «Зміна», туда приезжал. Позже он напечатал в «Зміні» один из первых рассказов Павла. Тогда же началась дружба семьи Загребельных и четы Чабанивских, Михаила и Лидии. Чабанивский (1910—1973), сотрудник редакции «Вітчизна», как и Л. Новиченко, рекомендовал Загребельного для работы в журнале.